- Сакура? - Саске зашел в комнату, предназначенную для его невесты, и усмехнулся. Теперь стало понятно, почему девушка казалась ему злой. Помещение, куда он вошел, меньше всего походило на жилую комнату. Тут было все, но одновременно и не было ничего: огромные окна, начищенные до плеска, и полное отсутствие ставней, которые могли бы помешать яркому свету, так бить в глаза; пол, застеленный специально привезенным ковром, но ни одной привычной и удобной подушки, на которую можно было бы присесть; роскошное кресло, обитое выделанной кожей, но любимых Сакурой стульев здесь не было и в помине.
«Кто делал интерьер для этой спальни?» - раздраженно подумал Саске, когда вместо привычного, слегка жесткого футона, ему пришлось опуститься на огромную, двуспальную кровать, застеленную простынями ярко-красного цвета.
- Правда, мило? - послышался язвительный голос позади него, и девушка, обойдя сбоку свое ложе, предстала перед женихом.
- Очень, - хмыкнул Саске, отмахиваясь от легкого, газового балдахина, ни уступающего по «красоте» простыням.
- Я слышала, как ты звал меня. Что ты хочешь? - Сакура откинула влажные после купания волосы на спину, и рукав халата чуть съехал с плеча, обнажая нежную кожу спины, на которой сейчас красовался багрово-фитолетовый рубец.
- Тебе придется много вынести сегодня, - как бы между прочим обронил Саске, замечая болезненно исказившееся лицо Харуно.
- Я знаю, - спокойно подтвердила девушка, сетуя на то, что по-прежнему не может держать свои эмоции при себе.
- А завтра я научу тебя драться...
- Что? - Сакура резко развернулась и тут же поморщилась, но не обратила на это внимания. Ее всю занимали сейчас только его слова, а вернее тон, каким они были произнесены: обыденно, но в тоже время беспрекословно; скучающе, но в них чувствовался азарт, веско, но словно убеждая в чем-то...
- Милая моя, ты оглохла? - Учиха поднялся, медленно подходя к девушке. - Я сказал, что буду учить тебя драться.
- Но я умею... - Харуно взглянула на приближающегося мужчину и пожала плечами, будто говоря об абсурдности его предложения.
- Ты умеешь не так, как нужно, - слова Саске мало что объяснили девушке, напротив, они еще больше запутали ее.
Он подошел к ней почти вплотную и с удивлением отметил что Сакура, кажется, забыла, что нужно дышать. Девушка нервно сглотнула и отстранилась, чувствуя позади себя ровную поверхность стола.
- Может, мне стоит прошептать тебе все это на ухо? - вкрадчиво поинтересовался он, приближаясь к лицу своей невесты все ближе и ближе.
- А ты хочешь этого? - тихо, чтобы не было слышно, как прерывисто звучит ее голос, спросила Сакура.
- Какая разница? - риторически спросил Саске, слыша в этой оглушающей тишине, как громко и часто стучит сердечко девушки, как глухо оно бьется в девичьей груди.
- Не знаю... - Харуно чувствовала, как сладкая нега разливается по ее телу, полностью парализую движение и подавляя волю.
«Что? Нет, нет и еще раз нет! Я не могу этого допустить... Но он так красив сейчас... Нет,
Это неправильно, он всего лишь играет с тобой... Да к черту все, я хочу поцеловать его... Нельзя, нельзя... Нельзя!»
- Тогда просто молчи... - в последний момент Сакура сумела вывернуться из почти сомкнутых рук жениха, подавив рвущееся на свободу желание ценой неимоверных усилий.
Учиха усмехнулся и быстро развернулся в сторону невесты. Яркие, блестящие подавленным желанием глаза, решительно сжатые зубы и заломленные руки ясно говорили о вихре чувств, бушующем сейчас в душе Харуно.
- Не понравилось? - сочувственно произнес Саске, видя, как сильно лихорадит девушку. Ее бил страшный озноб... Похоть, страсть, ненависть, любовь, желание, влечение - все смешалось в нем, и Сакура не могла определить, какое желание было самым сильным, что так привлекало ее в Учихе, почему он действовал на нее, словно ушат холодной воды, отчего ее тело немело в его присутствии, да и какого Дьявола ненависть девушки медленно угасала, словно почти иссякнувшая свеча?...
- Иди к черту... - слегка заикаясь, произнесла Харуно и выскочила за дверь.
- Но ты пойдешь со мной, - прошептал ей вслед Саске и так же покинул комнату своей невесты.

«Я не знаю, что со мной происходит. Я перестала понимать себя. Я больше не могу управлять своими желаниями и побуждениями. Я совсем не отдаю себе отчета в том, что творю. Я медленно скатываюсь по обрыву, а там, внизу меня ждет лишь огромная зияющая дыра темной пропасти. Черной, как смоль, черной, как уголь, черной, как его глаза...
Я устала. Устала бороться, устала сражаться, устала сопротивляться. Нет больше сил. У меня ни на что нет больше сил. Хочу тишины, спокойствия, умиротворения... Хочу хоть разочек почувствовать себя в безопасности, хочу перестать бояться того, что постоянно окружает меня в этом клане и стране, хочу знать, что больше никто и никогда не решит меня убить только потому, что Саске вздумал сделать меня своей женщиной и невестой.
Я устала... Я дико и смертельно устала, я выдохлась - мои душевные силы почти иссякли, а физические не помогут мне выжить здесь...
Учиха... А ведь все это из-за тебя! Ты причина всех моих бед и несчастий. Но я давно перестала обращать на это внимание и еще... еще я почему-то чувствую себя защищено в твоем присутствии. Не спокойно, а именно защищено. Ты мой самый главный враг, но и самый надежный друг. Хотя бы потому, что ты собственник, а я твоя вещь... Занятная игрушка, захватывающая и вызывающая привыкание, но всего лишь игрушка». - Сакура искоса взглянула на своего жениха поверх длинных пушистых ресниц. Саске заметил направленный на него взгляд и вопросительно приподнял бровь. Харуно, увидев, что ее взгляд был замечен, досадливо фыркнула и повернула голову в противоположную сторону.
«Глупая, Сакура. Какая же ты глупая. Думаешь, можешь утаить от меня свои взгляды? Или румянец на щеках? Ты похожа на ребенка. Маленькую, непоседливую девочку, которая может расстроиться по малейшему поводу, но в тоже время, когда ей нужно, сжимает зубы и терпит. Терпит все - разочарования, боль, обиду, досаду и тоску. Стойко переносит их и не говорит ни слова, хотя на сердце скребут кошки. Ты сильная, мой цветок, но тебе не сравниться со мной. Ты хочешь доказать всему миру и лично мне, что достойна, что можешь постоять за себя, что сумеешь ответить за свои поступки, что даже женщины иногда бывают лучше мужчин... Глупая, это невозможно. Ты не сможешь осуществить задуманное, хотя бы потому, что я тебе не позволю. Сакура, неужели тебя мало моего признания? Мало того, что я счел тебя нужной и равной? Что выбрал в невесты именно тебя, что позволяю кричать, истереть и грубить мне? Мало, цветок, тебе этого мало... Ты даже не задумываешься о многих вещах, ты не видишь очевидного, ты попросту не хочешь замечать всего, что творится вокруг тебя... А сейчас ты дрожишь. Такая сильная, но такая слабая. Не знаю, но возможно, это и значит быть настоящей женщиной - сильной в своей слабости, и слабой в своей силе. Девочка, ты запутала меня, но еще больше запуталась сама. Но пожалуй я помогу тебе. Помогу понять истинную сущность вещей...
Только вот не уверен, что это будет легко и просто для тебя...»
- Саске-сама! Как мы рада видеть вас снова! - дворецкий, только увидев приближающегося Учиху, тут же подбежал к нему, чтобы выразить свое почтение.
Мужчина небрежным кивком ответил на приветствие и, поймав изумленный взгляд слуги, направленный на Сакуру, пояснил ему:
- Это моя невеста, - Саске собственническим жестом привлек Харуно поближе к себе и прошел в зал, оставив бедного дворецкого в полном недоумении.
- А это что за девка с ним? - к служащему подошел какой-то кичливый дворянин.
- Саске-сама сказал, что это его невеста... - растерянно пробормотал в ответ дворецкий.
- Ха! - крякнул мужчина. - Знаем мы его невест. Небось, очередная шлюха, купленная за бешеные деньги...

- Саске! Друг мой! - мужчина слегка искусственно улыбнулся, протягивая свою ладонь для рукопожатия.
Уголок губ Учихи дернулся, но он сумел сдержать рвущуюся наружу кривую усмешку.
- Добрый вечер, Нанаши, - Саске так же вытянул свою руку вперед.
- А это кто? - мужчина игриво улыбнулся Сакуре, очевидно полагая, что Харуно - очередная подстилка Учихи, которая свободно может перейти в собственность другого человека.
На скулах Саске заиграли желваки. Девушка почти физически почувствовала, как напряглось тело жениха, и как его руки на краткую секунду сжались в кулаки.
- Твоя «девочка»? - Нанаши, похоже, совершенно не замечал напряжения, которое повисло в воздухе после его предыдущих слов. Он продолжал обольстительно улыбаться Харуно, ожидая ее ответной реакции. - Может, махнемся ими на ночь? - приятель Учихи глазами указал на свою спутницу, которая, словно китайский болванчик, стояла и заученно всем улыбалась.
Сакура вскинула на него свой взгляд, желая, чтобы на месте этого человека сейчас осталась лишь горстка пепла, или надутая зеленая жаба на худой конец.
- Она моя невеста. Через две недели станет моей женой, - Саске еще плотнее прижал девушку к себе, отчего та начала испытывать существенные неудобства, но она была благодарна жениху. Благодарна за то, что пусть и не ради нее, а ради лишь восстановления своего права собственности, Учиха все же вступился за нее. Да и его близость на удивление успокаивала девушку, говоря, что сейчас все хорошо, что она в безопасности и что Саске никому не позволит ее обидеть, ведь он не хочет быть опозоренным в своих собственных глазах...
- Оооо, - присвистнул ненавистный Нанаши. - Тогда прости. Просто слишком она хорошенькая для статуса женщины, которой придется возрождать весь твой клан, - хохотнул мужчина, и его спутница засмеялась вместе с ним, продолжая разглядывать Сакуру своими пустыми, стеклянными глазами.
У Харуно прощения просить, разумеется, никто не стал. Кто она такая? Всего лишь очередная женщина в постели Учихи. Только ей грозит задержаться там на большой срок, но ведь Саске это не остановит, и вряд ли он прекратит наслаждаться женской лаской и любовью, даже будучи женатым на девушке.
«Это была вовсе не смешная шутка», - мужчина невидящими глазами смотрел на своего собеседника, до которого медленно доходило осознание того, какую глупость он сморозил только что...
- Ей, Саске! Давно хотел спросить... А тебя не останавливает, что твоя невеста слишком молода и может умереть во время родов? - Нанаши, видимо, был самоубийцей, или же ему просто хотелось позлить Саске. Ведь он прекрасно знал, что при нынешних обстоятельствах Учиха не посмеет разжечь конфликт прямо в зале приема.
- А вам не кажется, что говорить и спрашивать о таких вещах просто неприлично? - Сакура произнесла свои слова очень тихо и отчетливо, но даже в этой тишине Нанаши не смог уловить звук вытаскиваемой из-за пояса катаны.
Мужчина посмотрел на нее неверящим взглядом и вместо ответа обратился к Саске:
- Она у тебя, что, и разговаривать умеет?
- Умеет, - кивнул он в ответ и незаметным движением приставил свое оружие к животу Нанаши. - Если еще одно слово слетит с твоего грязного языка, то твои внутренности придется отскребать с этого пола, - голос Учихи звучал низко и угрожающе. В ярости тона Сакура почувствовала даже звериные нотки. Злость буквально волнами исходила от мужчины, а ее вибрация была ощутима даже кожей.
- Да что ты смеешь... Я мужчина! - испуганно заблеял Нанаши, осознавая, что никакие запреты и законы не помешают Саске добиться своего, если его честь и честь близких ему людей была оскорблена.
- Ну и что? - удивилась Сакура, улыбаясь уголками губ.
«Нужно срочно как-то разрядить обстановку. Я не хочу, чтобы Саске отрубили голову за убийство высокопоставленного чиновника. Он... он стал слишком...» - но закончить мысль девушке не позволил противный внутренний голос.
«Давай уж скорее разбирайся с возникшей проблемой. Иначе клятвы и признания в любви ты будешь произносить, стоя над могилой Учихи!»
- Подумаешь, мужчина... - протянула Харуно. - У каждого в нашей жизни бывают свои недостатки... У тебя, очевидно, серьезный недостаток в мужественности... - сладко пропела девушка, внимательно смотря на реакцию жениха.
Он по-прежнему стоял сосредоточенный и напряженный - одно, всего одно его движение, и жизнь Нанаши навсегда оборвется, а судьба Саске и Сакуры будет решена окончательно...
Но когда смысл последней фразы дошел до Учихи, складки на его лбу слегка разгладились, а яростная краснота глаз пропала. Мужчина едва заметно улыбнулся самыми уголками губ.
Улыбнулся... Только для нее, ради нее, благодаря ее. Улыбнулся... В самый первый раз... Он - улыбнулся...
- Ты права, моя дорогая. Если у кого-то слишком мало мужское достоинство, то я не стану уподобляться ему...
Сакура счастливо выдохнула, в ее глазах плясали искорки смеха. Хотелось кричать от радости, прыгать, как маленький ребенок, плясать, петь и веселиться.
Хотелось, но нельзя.
Поэтому девушка лишь залилась искренним смехом, в котором отчетливо слышалось огромное облегчение. Харуно на одно мгновение прижалась лицом к плечу Саске, зажмуриваясь и внутренне мурлыча, словно кошка.
Секунда - и пропасть между ними возникла вновь.
Вдох - и пропало ощущение счастья и беззаботности.
Выдох - и горечь вновь поселилась в их глазах.
Пауза - круг замкнулся.
- Пойдем, Сакура. Здесь нам действительно нечего делать, - его пальцы сомкнулись на локте девушки, беспрекословно увлекая за собой.
Остаток приема прошел довольно неплохо. Очевидно, все еще красные глаза Саске внушили гостям, что им лучше не связываться с Учихой, и потому все вели себя мило и прилично, не переставая лебезить друг перед другом. Иногда Сакура спрашивала о чем-нибудь жениха, и тот отвечал ей. Односложно, резко, грубо - но отвечал.
- Я бы не советовал тебе, есть здесь что-нибудь, - в первый раз после неприятного случая с Нанаши Саске первым заговорил с невестой.
- Почему? - изумленно посмотрела на него девушка и перевела свой взгляд на аппетитно пахнущие суши.
- Еда может быть отравлена, - спокойно произнес Учиха и чуть ухмыльнулся, видя, как Харуно поспешно бросает палочки на пол и отодвигает от себя блюдо с рыбой.
- Ты мог раньше мне это сказать? - прошипела девушка ему в самое ухо, пытаясь удержать себя от гневного крика.
- Мог. Но не стал.
- Ты как всегда очень мил.
- Ты тоже сегодня просто очаровательна.
- Сволочь.
- Взаимно, моя дорогая. Взаимно...

- Я не думаю, что это удачная идея, Саске, - Фугаку отложил в сторону сигару и посмотрел на сына.
Тут устало вздохнул и поднес к губам чашечку с теплым саке:
- Другого выхода я не вижу. Ты сам учил меня в детстве наказывать за подлость и ложь, отвечать за свои слова и никогда не бросаться ими на ветер.
- Да. Учил. Но еще я так же говорил, что следует быть уверенным в правильности своих поступков.
- Я - уверен, - голос Учихи приобрел неожиданную резкость и твердость.
- А я не про управляющего тебе говорю, сын. Уверен ли ты, что эта девочка заслуживает такого обращения с ней? - Фугаку внимательно смотрел на Саске, чуть щуря глаза.
«Опять угол да, отец? Снова ставишь меня в тупик? Зачем? Я не откажусь от своего решения и не поверну время впять. Это глупо - ведь дважды в одну реку не войдешь.
Только вот говорим ли мы об одних и тех же вещах, нет ли в твоих словах и намек скрытого подтекста? Я знаю тебя с момента своего рождения, но так и не научился угадывать твои мысли, а вот ты прекрасно умеешь считывать мои. Это логично - ты отец, а я твой сын. Но дети давно уже выросли, тогда почему в твоем присутствии я начинаю сомневаться в своих решения, до того, казалось бы, четким и последовательных? Ты вносишь сумбур в мою голову, но не помогаешь затем распутывать клубки.
Это так обычно для меня, а теперь почему-то невероятно странно. Что-то кончается во мне, а взамен появляется нечто новое.
Отец, поможешь ли ты мне на этот раз?...»
- Это, смотря, что ты подразумеваешь под словом «такого», - Саске скупо улыбнулся, глядя в непроницаемые глаза Фугаку.
«Интересно, а когда Сакура смотрит на меня, она, так же как и я, видит свое отражение в осколках черного стекла? Или замечает другие вещи в моих глазах, нежели темноту в них?»
- Ты научился, - непонятные слова сорвались с губ старшего Учихи, и на его лице возникла довольная улыбка.
- Ты был хорошим учителем, отец. - Саске повернул голову к окну.
Луна давно сошла на убыль, превратившись лишь в тонкий месяц. И без того далекие звезды стали, казалось, еще дальше, ведь их свет почти не был виден в медленно светлеющем небе.
- Мы проговорили почти всю ночь, но так и не пришли к решению. Думаю, пора покончить с лирикой и перейти к главному вопросу, - наследник клана развернулся к отцу и закончил свою фразу:
- Как мы поступим с предавшим нас управляющим?...
Сакура, решительно поджав губы, быстро шагала по темному коридору. Разговор с Наруто, которому она сначала не придала особого значения, сейчас же так и крутился у нее в голове. Теперь девушка, наконец, смогла создать последовательную цепочку у себя в голове, а кусочки фрагмента сложились в единое целое.
Теперь она поняла косвенные намеки Саске, его недосказанные слова и туман, который окружал все его решения. Туман для сакуры, но не для всех остальных. Ей никто ничего не сказал, ее выставили полной дурой и идиоткой, она пребывала в неведении, в то время как они знали абсолютно все.
«Я чувствую себя... одинокой? Не ожидала, что Наруто способен на предательство. Ведь он был моим лучшим другом с самого детства! Не понимаю, как они все могли так жестоко обойтись со мной, как сумели предать! Неджи-кун, Наруто и даже Саске... Хотя предательство последнего должно трогать меня в меньшей степени, но я почему-то переживаю из-за этого. И очень сильно переживаю. Но к черту все!
Я хочу знать правду...»
Девушка ворвалась в гостиную, которую минуту назад покинул Фугаку, и остановилась напротив жениха. Учиха оценивающе посмотрел на ее растрепанные волосы и не слишком туго завязанный халат.
«Не знаю пока, как мне вести себя с тобой. Этот придурок сумел всего лишь одной фразы разозлить меня. Похоже, Узумаки поставил новый рекорд. Вот интересно, и с чего я так взбесился? Тем более что все сказанные мной слова есть чистая правда. Может, произнести и признать это вслух оказалось несколько сложнее, чем я предполагал. Но кого я обманываю?...»
- Ты решила предаться любовным утехам, моя дорогая? Желаешь начать прямо здесь? - он ехидно улыбнулся и потянул оби своего кимоно, будто намереваясь раздеть себя, чтобы как можно быстрее перейти к обозначающейся процедуре.
- Что? Саске, ты уже совсем либо помешался на се... - Харуно опустила взгляд вниз, с ужасом понимая, что халат она по-человечески так и не завязала. Грудь, прикрытая лишь неплотно замотанным бинтом, вздымалась и опускалась от частого дыхания, показываясь в довольно широком разрезе.
- Это не моя вина, - Сакура ответила на улыбку Саске. - Во всем виновата твоя извращенная фантазия, дорогой мой. В конце концов, уж не ты ли покупал мне новую одежду? - сладким голосом произнесла девушка, с удовольствием думая, что нашла достойный ответ на реплику мужчины.
- Но никто не просил врываться в гостиную с таким видом, будто бы в доме случился пожар... Но лично мне показалось, что огонь страсти сжирает тебя изнутри и ты как можно скорее хочешь погасить его. Разумеется, с моей помощью... - Учиха сел на низкий диванчик, смотря на Сакуру с легкой ухмылкой.
- Да, ты прав, - бровь Саске изогнулась в немом удивлении. - Я действительно хочу решить кое-что с твоей помощью. Нам нужно поговорить... - решимость Харуно таяла прямо на глазах - стоило только взглянуть на Учиху, с лица которого сошло все былое веселье.
- Я так и знал, что это уссаротанкаши обязательно сболтнет лишнее, - негромко сказал мужчина, замечая, как лихорадочно блестят ее глаза, сдерживая слезы. Слезы обиды.
- Сядь, - веско произнес он, показывая на диван.
Сакура аккуратно опустилась на предложенное ей место и прикрыла глаза, готовясь начать длинный разговор.
Требовалось вспомнить все в мельчайших деталях...

*во время приема*

- Эй, Сакура-чан! Чего ты? - как-то совсем по-детски протянул Узумаки, видя, что девушка едва сдерживает новые слезы.
- Да, ничего, Наруто! Ничего! - ее голос сорвался на крик, мгновенно погаснув в кимоно друга.
- Не стоит, Сакура-чан. Не стоит плакать из-за него. Саске не заслужил твоих слез, - лицо Наруто мгновенно посерьезнело. Исчезла детскость, легкость и веселость, которые скрывали непривычную серьезность и решительность. Парень отвел девушку в самый темный угол, чтобы посторонние люди не смогли не увидеть и не подслушать их разговор.
- Я плачу не из-за него! Я плачу по нему! - Сакура снова уткнулась в грудь Узумаки, руки которого совершенно рефлекторно гладили по голове, успокаивая ее. - Наруто, зачем ты это сделал? Зачем вынудил сказать это? - щеки девушки покраснели, она вспомнила слова, произнесены Саске. Оскорбительные слова, которые посторонний мужчина никогда не должен был услышать.
- Сакура-чан... - он опустил голову и рукой закрыл ей рот. - Не надо. Не повторяй этого... Только скажи, он бил тебя? - лицо Узумаки было собрано и сосредоточено. Невооруженным взглядом было видно, насколько важно ему знать ответ.
- Да, то есть, нет... Мы дрались... и он только во время поединка... и еще до этого, когда я сопротивлялась...- Харуно закусила губы и помотала головой. - Это не то! Он не бил меня, никогда не бил... сейчас я точно вижу это. Только если я начинала первой... Черт, какой же я была маленькой идиоткой! - девушка быстро и лихорадочно говорила, словно боясь, что нужная ей мысль вот-вот ускользнет и тогда она не сможет во всем разобраться.
- Не оправдывай его. Я прекрасно знаю характер Саске...
- Нет! Ни черта ты не знаешь! - Сакура в отчаянии воскликнула, отходя от друга. Она смотрела на него капельку сердито и будто укоряя в чем-то. По лицу девушка одна за другой бежали прозрачные капли, придавая ей беззащитный и болезненно-отчаянный вид.
- Знаю. Это ты, Сакура-чан, не знаешь. Такое чувство, что он бережет тебя и потому не говорит правду. Но не в обычаях Учихи беречь кого-либо.
- Что? Что ты такое говоришь? Наруто, теперь уже я не понимаю ничего... - протянула девушка, вытирая лицо.
- Ну и не надо, ведь он твой отец. Не нужно тебе этого знать, - Узумаки весело улыбнулся, протягивая руки для повторных объятий.
Харуно, мир которой стремительно перевернулся несколько раз за такой короткий промежуток времени, оторопело взглянула на парня и послушно приблизилась к нему.
Наруто обнял девушку, даря несколько спокойных минут. Она закрыла глаза, пытаясь успокоиться и расслабиться, но что-то неясное, пока не оформившееся не позволяло ей этого сделать.
- Может, все же скажешь, что ты имел в виду?
- А? Да ничего, Сакура-чан! Моя обычная болтовня, не более того, - Наруто так убедительно изобразил равнодушие и так уверенно врал, что Харуно поверила ему, махнув рукой на подсознание, которое что-то отчаянно кричало, возражая.
- Ну, Узумаки, - прищурилась она, пытаясь создать злобный взгляд. - Если узнаю, что ты соврал мне, то расскажу Хинате, почему ты опоздал на день вашей помолвки.
- ЕЙ! Это удар ниже пояса! - Наруто засмеялся. Это стало привычной, можно сказать, семейной шуткой. Тогда парень просто-напросто забыл и проспал, умудрившись встать в точно ту секунду, когда уже должен был стоять у калитки, ведущей в поместье клана Хьюга...
Секунды медленно бежали, растворяясь в надежных объятиях друга. Тихое дыхание еле слышно звучало в тишине, словно вокруг них действительно никого не было. Его мягкие руки с братской любовью перебирали пряди дорогих волос. Приглушенный вопрос прорезал ауру спокойствия, царящую вокруг них:
- Сакура-чан... Ответь мне, только честно...
губы. Не почувствовал, как очередная слезинка скатилась по лицу...
Приглушенный вопрос прорезал ауру спокойствия, царящую вокруг них:
- Сакура-чан... Ответь мне, только честно...
Девушка замерла, предчувствуя последующий вопрос.
«Лишь бы не убить его за ненужное любопытство»
- Саске и, правда... изнасиловал тебя?...
- Бака... - слабо улыбнулась Сакура. - Нет... Я сама согласилась.
- Я рад, что мой друг не оказался таким подонком, - серьезно проговорил Узумаки.
Он не слышал, как сердце девушки остановилось на миг. Не слышал ее порывистого вздоха, который прорвался сквозь плотно сжатые губы. Не почувствовал, как очередная слезинка скатилась по лицу...
* конец воспоминаний*

Саске смотрел, как на бледно-голубом небе медленно восходит солнце. Он стоял, опираясь на высокие перила, подставляя лицо и тело промозглому ветру. На губах, казалось, уже навечно поселилась кривая улыбка, а руки были привычно сложены на груди.
Короткие разговор с Сакурой закончился полчаса назад, не принеся девушке облегчения. Оно только кивнула в ответ на его слова и непривычно тихо вышла из комнаты. Не стала ничего уточнять и пояснять, не захотела узнавать все в точности - зачем? Ведь все ясно и без слов. Самый родной для нее человек, единственный близкий родственник, оставшийся после смерти матери ее предал. За бренные деньги он сначала продал ее, как скотину на ярмарке, а потом за те же самые монеты подвел под роковую черту. Опозорил ее на всю страну, во всех светских кругах выставил свою дочь шлюхой, но даже не упомянул о том, что сам продал ее честь и достоинство.
А потом оклеветал Саске и его клан, мстя за оскорбление, которое вполне заслужил своим скотским поведением. Нужно было додуматься, чтобы вспомнить старые традиции, говорящие про девственность невинных девиц! Мол, Учиха нарушил древние законы и традиции, которые заповедали нам предки нынешнего императора. А дворянам только и надо было ухватиться хоть за какой-то намек, хоть за что-то совсем незначительное - лишь бы найти повод для уничтожения наследника.
И теперь в высшем свете готовится убийство, которое позже объяснят как несчастный случай. Ну а если это не пройдет, то скажут, что Учиха был приговорен к смерти за нарушение священных традиций... А Сакуру отправят куда-подальше, с глаз долой. Фугаку, разумеется, будет умерщвлен вместе с сыном. Знать найдет способ: отравленная пища или вода; тонкая игла, случайно задевшая главный нерв; аккуратный порез, прошедший через сонную артерию... Мало ли путей?
А если захотят, то сделают так, что оба умрут, совокупляясь с какой-нибудь крестьянкой. Очень героическая смерть - не суметь прийти в себя после очередного оргазма!
Саске зло оскалил зубы. Поступки, поведение, да и просто деяния Хироши требовали только одного... Его смерти.

*воспоминания Саске. Сколько-то минут назад...*
- Ты хочешь его убить? - ее испуганный голос. Любит, по-прежнему любит этого мерзавца. Он отец - она дочь. Все предельно просто.
- Да. Дело не только в моем желании. Я просто должен это сделать, - не оправдывается, но хочет, чтобы она поняла. Здесь не должно быть недосказанности.
- Не надо... - умоляющий взгляд. Все впустую. Ничто уже не изменится, никто не сумеет исправить. - Пожалуйста, Саске...
- Нет выхода. Смирись, девочка. Смирись и забудь, - он мягок и терпелив. Это ее отец. У него тоже есть отец и неизвестно, чтобы чувствовал он, если бы Фугаку позволил себе такое...
- Я не хочу это видеть. Я останусь здесь, - отчаянно вздыхая, отворачивается. Слезы готовы сорваться с ресниц, но она сдерживается. Молодец, цветок, ты научилась.
- Пусть будет так. Здесь ты вольна сама решать, - кивает, подтверждая свои слова. Горечь остро чувствуется на губах.
- Тогда зачем ты хочешь научить меня драться? - вновь поворачивается, пытаясь унять дрожь в голосе. Бесполезно. Он знает, он все видит. Он чувствует.
- Если я умру, то ты отомстишь за меня, а потом отправишься вослед, - тихо, но непреклонно. Словно и нет острой угрозы смерти, висящей над ними.
- Хорошо. Я сделаю это, - не сопротивляется - понимает, что иного выхода нет. Кровь за кровь, боль за предательство, смерть за навет.
- Ты выросла. Стала сильней, - скупое удовлетворение проделанной работой.
- Да... Но, Саске... Постарайся вернуться живым... - просьба, нет мольба. И отчаянная надежда на лучшее.
- Это будет только завтра. Сегодня я научу тебя драться, - обещание. Нет, не на лучшее, но на правдивое.
Шорох задвигаемых створок. Тихие шаги, удаляющиеся в коридоре. Усталый вздох и зажженная сигарета.
Пятая за этот день...
*конец воспоминаний*

И сегодня, хотя нет, завтра его помыслы достигнут своего конца и мало кто скажет, что этот конец был велик и благороден, потому что у тварей не может быть такого исхода.
А сегодня он будет тренироваться с невестой. Чтобы когда придет их час, она смогла поставить вескую точку в нелегкой игре, которую затеяли отец и сын. Девушка дорого продаст свою жизнь, уд в этом он уверен, и достойно отомстит за него, потому что больше не за кого ей будет мстить. А потом уйдет из жизни, следуя лучшим традициям воинского дела.
Не защитивший своего господина должен умереть...
Так будет лучше всего, потому что это уже не станет жизнью. А скончаться от какого-то заболевания, обслуживая в порту грязных рыбаков - явно не ее предназначение.
И потому она умрет, если не справится он...
Горизонт уже успел окраситься в ярко-розовые оттенки, словно предвещая скорую гибель. Красноватые разводы на голубом небе, казались, были сделаны из крови. Их крови, и крови убитых ими людей.
Саске провел рукой по лицу и волосам, сгоняя усталость и напряжение.
«Пожалуй, сегодня мне надо будет поспать. Иначе завтра мои глаза просто-напросто захлопнуться в самый решающий момент. А сможет ли спать после этого Сакура? После того, как мои руки станут багряными от крови ее отца? Сможет ли прикасаться ко мне, зная, что я стоял и смотрел, как последние хрипы Хироши вырываются изо рта и как медленно стекленеют рыбьи глаза?
Но уже нет разницы. Она должна это сделать и она сделает это.
Потому что у меня выросла сильная девочка.
Но хватит об этом. Давно пора будить ее. Сегодня будет длинный день...»

Сакура села резко села на кровати. Короткий сон, сопровождаемый кошмаром, не принес никакого облегчения. Да и еще она проснулась, будто от какого-то толчка. Девушка подняла руку, вытирая холодный пот со лба.
- Это какое-то наваждение, которое никогда не кончится, - отчаянно прошептала она в темноту, которую прорезали тусклые лучи восходящего солнца. В комнате стоял полумрак и впечатленной ужасным сном Сакуре начало казаться, что она сидит в густом тумане, который плавно окутывает ее своими цепкими руками.
- Ты уже встала? - легкое удивление скользит в его голосе, который раздался позади нее.
Харуно, ничуть не удивившись, повернула голову, встречаясь взглядом своих испуганных глаз с его - спокойными и равнодушными.
- Да, - слегка взволнованно пожала плечами девушка, ожидая дальнейших действий от мужчины.
Их ночной разговор казался ей сказкой и выдумкой, но поджатые губы Учихи и его требовательный взгляд говорили об обратном.
«Один день. Моему отцу осталось жить один день. А если у Саске не получится, то я не надолго переживу Хироши...»
- Я хочу спросить... - начала она и запнулась. Едва ли не в единственный раз Сакура опустила голову в присутствии жениха и чуть ли не умоляюще взглянула на него поверх ресниц. - Вернее, я хочу просить тебя об одолжении...
Учиха молчал, хотя и догадывался, что хочет сказать ему невеста. Розовые волосы скрыли ее лицо, но даже теперь мужчина видел ее закушенную губу.
«Нехватка смелости - ее главный недостаток. Ничего, впереди еще сутки...»
- Ты можешь сделать так, чтобы его смерть была безболезненна? Пожалуйста... - Харуно отчаянно тряхнула волосами, поднимая печальный взгляд.
- Почему ты делаешь все это? Он бил тебя, он продал тебя, он пытался убить тебя, а ты просишь о милосердии. Зачем? - он не подходил ближе, но и не вышел из комнаты - лишь пристально смотрел на девушку.
- Он мой отец... - было видно, что Сакура и сама до конца не понимала своих поступков и неожиданных решений, и потому была не слишком уверена в них.
- Он твой предатель, - отрезал Учиха, прекращая разговор. - Жду тебя внизу через пятнадцать минут, - только и скрипнула задвигающаяся дверь.
Будто его и не было, будто не было пробуждения от внезапно нахлынувшего страха, будто не было тяжелого разговора, будто не было ее умоляющего голоса и его строгих глаз...
Будто ничего этого не было. Но если не было - то почему так тяжело на душе?...

Сакура спускалась по лестнице, одергивая длинное платье для тренировки. Служанки, пришедшие в ее комнату сразу после ухода жениха, помогли Харуно умыться и принесли одежду для нее, которая состояла из тонких штанов, завязывающихся у щиколоток на тесемки и длинного, свободного платья, выполненного в стиле кимоно. Оно было черного цвета, и лишь на спине имелся рисунок в виде фамильного герба клана Учих.
Девушка явно нервничала, и это выражалось во всем: сцепленные и слегка заломленные пальцы, бегающие и какие-то испуганные глаза, чуть напряженная осанка и закушенная губа.
- Это, по меньшей мере, глупо! - себе под нос сказала она, предпринимая очередную бесполезную попытку успокоиться. - Я же не на эшафот иду, всего лишь тренировка!
«От которой в последствии будет зависеть твоя жизнь», - внутренний голос Сакуры проснулся и сейчас решил окончательно добить свою хозяйку.
- Спасибо. Ты очень мне помог, - фыркнула девушка, сминая платье.
Она лишь покачала головой, когда служанка предложила ей поесть, и, быстро шагая, вышла на улицу.
Хотя это и была простая городская резиденция, да к тому же не слишком любимая кланом Учиха, но даже здесь присутствовал небольшой сад и место для тренировки.
Сакура поежилась, обнимая себя руками - на улице было холодно, а тучи, закрывшие солнце, лишь добавляли ощущения сырости.
Саске неподвижно стоял, держа что-то на руках. Он был по пояс обнажен, даже в такую погоду мужчина не изменил своим привычкам. По мере приближения, Харуно замечала, как сетка шрамов, обхватывающая спину, все четче и четче проявлялась перед ней.
Старые и не очень, маленькие и большие, короткие, словно удар катаной прошел по касательной и длинные, как будто бамбуковые палки со всей силы приложились к спине - они были ужасны, внушая своим видом трепет и жалость.
Сакура сглотнула, отгоняя от себя наваждение. Нельзя было его жалеть, нельзя.
Иначе слезы появлялись в глазах...
Учиха обернулся - почувствовал движение позади себя. Прищурившись, он разглядывал девушку так, словно видел ее первый раз. Харуно было неудобно и неприятно, она почти физически ощущала движения его глаз.
В руках жениха она увидела раскрытый боевой веер невероятной красоты. Тихий вздох удивления сорвался с ее губ, и Сакура едва различимо прошептала:
- Какая красота...
И действительно, веер был прекрасен.
Рукоять, выполненная в форме ножа, и на самом деле являлась им. Лезвие было остро заточено - Саске продемонстрировал это, коснувшись его, и тут же на пальце выступила кровь от пореза.

- Сакура, закрой, пожалуйста, рот, - превосходство явно слышалось в его голосе.
«Тогда... тогда получается, что во время нашего последнего поединка он поддавался мне.
Ведь то, что он умеет на самом деле... Да я бы не продержалась и секунды против такого танца. Против такого мастерства...» - Харуно не обратила внимания на колкость его фразы и ироничный тон.
Все равно...
Так прекрасно...
Что становилось страшно дышать.
- Ты мог убить меня сейчас, - сбрасывая с себя наваждение, сказала Сакура.
- Не мог. Я точно знаю, где остановлюсь, как остановлюсь и когда остановлюсь. В этом суть владения веером. А теперь бери тренировочные и пытайся повторить за мной. Хотя я сильно сомневаюсь, что у тебя это получится...
- Можешь даже не сомневаться - я смогу! - уязвлено воскликнула она.
- Будет больно - твоя спина еще не зажила.
- Сказала же, что смогу! - сварливо проговорила девушка, двигая плечами в качестве проверки.
«Я так и знал. Стоит только задеть тебя, как добродушный настрой сразу же испаряется, не оставляя и следа. Это хорошее качество, но главное не переборщить с дозировкой»
- Смотри внимательно. Я не люблю повторять по десять раз...

Сакура сидела на корточках и тяжело дышала. Она хватала воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, а по ее лицу струился пот. Пальцы и кисти покрывало множество мельчайших, слабо кровоточащих царапин - процесс обучения у Саске был отнюдь нелегким и щадящим.
Сам же Учиха стоял в стороне и, испепеляя взглядом, смотрел на свою невесту.
- Даже маленькие дети учатся быстрее, чем ты, - презрительно бросил он.
- Я достала тебя, - через силу огрызнулась девушка, красноречиво глядя на небольшой порез, тянущийся от левого уха и до скулы.
- И этим собралась меня убить? - едкая насмешка уничтожала своим сарказмом.
- Отвлечь внимание, - буркнула она, понимая правоту его слов.
Но понимать и принимать абсолютно разные вещи.
- Очень удачный ход, - казалось, сделать свой голос еще едче невозможно, но Учиха смог это. - Вставай, - окрик ударил словно хлыст. - Мы начнем сначала...

Когда вода сталкивается с огнем, всегда побеждает только один.
Когда сражаются два мастера, всегда выигрывает только один.
Когда смешивают черный цвет с белым, всегда получается серый.
Всегда, но не теперь.
Сегодня из двух цветов получили яркую палитру.
Что-то случится сегодня...

- Возможно, мне стоит взяться за палки? - спросил Учиха. Обращаясь к самому себе.
Харуно сидела на коленях, согнувшись вперед, и пыталась унять боль. Болело все - спина, израненная побоями, руки, исцарапанные веером, ноги, уставшие от продолжительной тренировки. - Что ты смотришь на меня, будто озлобленный волчонок? Я, правда, велю сейчас принести бамбука.
- А не пошел бы ты... - глухо произнесла девушка, делая слабую попытку встать.
- Это хороший способ тренировки. Ошибка - удар, еще ошибка - еще удар, и так до бесконечности... Когда в конце тренировки твоя спина похожа на кровавое месиво и тебе кажется, что страшнее быть уже не может, ты глубоко ошибаешься, потому что самое страшное начинается на следующий день. Удары палок с прежней силой сыплются на тебя, бередя успевшие поджить раны. И тогда боль тысячекратным разрядом проходит сквозь тебя, вызывая не то что стоны, а истошные вопли. И ты не смеешь даже пискнуть, потому что крик - ошибка, за которую обязательно последует наказание... - он говорил быстро и отстраненно, но Сакура понимала, что Саске описывает свои ощущения, говорит о своих эмоциях, рассказывает про свою жизнь...
- Что ты хочешь от меня? - поборов себя, Харуно смогла подняться на ноги.
- Борись с собой. Сражайся с собой. И никогда не смей сдаваться...

- Ты совсем не желаешь понимать! - на улице уже сгущались вечерние сумерки. Туман застилал землю, мешая движениям. Давно прошло время завтрака и обеда, приближался ужин, но их обучение едва ли сдвинулось с мертвой точки.
- Ты сдохнешь завтра, - голос обжигал своей ненавистью и злостью. Каждое слово было пощечиной, каждый звук - ударом меча. Его глаза, дикие и неистовые, убивали заживо. Движения становились все жестче, а прикосновения вееров болезненней.
Учиха медленно терял терпение. Еще немного и будет взрыв.
- Умрешь, как последняя собака с перерезанной глоткой. А они будут бить тебя, брать и насиловать. А потом снова бить, брать и насиловать... И так пока ты не захлебнешься своей собственной кровью! - беспощадно продолжал он, нависая над сидящей девушкой. - А потом они скормят тебя свиньям и прочему скоту. Ты не будешь похоронена согласно нашим обычаям и навсегда останешься на земле, раз за разом переживая свою смерть.
Твоя жизнь станет бессмысленной... Лучше зарежь себя прямо сейчас - тогда люди не будут говорить про твою грязную смерть... Принеси пользу - не позволяй легендам позорить честь моего клана. Не позволяй им описать свою кончину.
Сакура, одеревеневшими губами, не могла вымолвить ни слова. Услужливое воображение четко нарисовала ей картинку, которую только что описал Саске, и она вздрогнула. Ужас, страх, отвращение - все смешалось у нее на лице, превращаясь в озлобленную гримасу, в которой сквозило голое отчаяние.
А потом пришло понимание и покой. Харуно поднялась с колен и отряхнула одежду. Девушка вытерла пот со лба и кровь с рук и лица, на секунду замерла, борясь сама с собой, а потом взглянула на него. Посмотрела в черные глаза, которые поражали своей неприступностью, увидела в них свое отражение и тихо произнесла:
- Еще есть время... Попробуем снова.
Он кивнул, становясь в боевую стойку.
Веера раскрылись с тихим шелестом...
Черное стекло дрогнуло, на зеркальной поверхности появились первые трещины...

Глубокой ночью, когда луна, испугавшись преступления, спряталась за тучи, Саске сидел на низком диване и, упираясь подбородком в рукоять, точил свою катану. Его руки двигались медленно и плавно, он отдыхал, занимаясь своим любимым делом.
Месть - блюдо, которое следует подавать холодным... - так говорили великие самураи, и Учиха был полностью согласен с их словами.
Никакой спешки, суеты и суматохи... Холодная точность выверенных движений, скупой расчет и трезвая голова.
Истинно мстить нельзя на эмоциях, иначе теряется само ощущение мести, а ему на смену приходит простое убийство. Это целый ритуал, к которому нужно заранее подготовиться, ничего нельзя делать сгоряча. Предельная концентрация и сосредоточенность, а если позволить себе чувствовать что-то во время мести, то самому можно стать жертвой...
- Саске? - девушка сошла вниз, кутаясь в длинный покрывало, которое стянула с футона. Она была бледной до болезненной синевы, но вот щеки ярко алели, ее трясло то ли от холода, то ли от страха.
- Я, кажется, велел тебе спать, - не поворачивая головы, небрежно обронил мужчина, но в его голосе Сакура почувствовала хорошо скрытое напряжение.
- Да, я помню, - Харуно кивнула, соглашаясь со словами жениха, но ее мысли были далеки от отдыха.
- Так почему ты все еще здесь? - спокойно и сухо спросил Саске, продолжая водить какой-то материей по лезвию.
- Ты знаешь почему, - тихо сказала она, подходя почти вплотную к нему.
От тела девушки волнами исходило тепло и страх. Ее рука была горячей, она обжигала своими прикосновениями - Учиха смог ощутить это, когда Сакура случайно коснулась его кисти.
- Ты ничего не в силах изменить. Тебе лучше отправиться в свою комнату, - непреклонно и чуть раздраженно отчеканил мужчина и встал. Указательным пальцем он провел по лезвию, и скупая улыбка удовлетворения на секунду замерла на его губах.
- Пожалуйста... Сделай это быстро...
- Месть - это не то, что можно сделать мгновенно. Она потому так называется, что люди мстят. Понимаешь, именно мстят, а не убивают. Однажды, когда ты захочешь отомстить, то ты поймешь.
- А до этого? Объясни мне все сейчас! Пока есть время... пока мы еще живы, - последние слова Сакуры прозвучали совсем тихо, утонув в криках и мольбах.
- Мой брат... - сквозь сжатые зубы кое-как выговорил Саске. - Итачи... Вот он - мстил. Мстил мне и моему отцу. Он был холоден и расчетлив, потому и оставил в живых меня и отца, но убил мать... Не думаю, что ты сможешь понять... - Учиха развернулся лицом к Харуно, даря ей последний взгляд, и быстро вышел из комнаты...

«Быть милосердным? Все же я погорячился с этим обещанием... Я не знаю, что значит милосердие, так каким же образом я смогу исполнить свои слова?
Сакура, не понимаю как, но ты заставила меня пообещать это тебе, но ведь ничего еще не решено.
Милосердие... Что это такое? Милосердие к врагу, который, едва ты повернешься к нему спиной, тут же засадит в тебя нож. Милосердие к предателю, которого в жизни интересуют лишь две вещи: деньги и еще раз деньги. Милосердие к женщине, которая сварлива и глупа до невозможности...
Когда я вернусь, ты объяснишь мне, что значит быть милосердным. И, возможно, я пойму и попробую что-нибудь изменить, но не сейчас. Но и после твоих слов я никогда не стану милосердным, потому что мало кто заслуживают истинной жалости. Не показного сочувствия на их несчастные судьбы, а именно жалости. Самой настоящей жалости, так редко встречающейся теперь, и я не тот человек, который способен дарить тебе ее. И ты, Сакура, не заслуживаешь жалости. И сочувствия тоже.
Я сумел, я смог, я сделал. Я покорил тебя, сломил твой характер, но не до конца. А теперь я думаю, а надо ли доводить задуманное мной дело до логического завершения? Нужна ли мне безвольная кукла, очередная тряпка, об которую так удобно вытереть ноги? Нужно ли мне отрезать твои ядовитые зубки и высасывать яд? Нужно ли бить тебя, покоряя и подчиняя себе? Ты стала послушной, и этого хватает. Я не хочу видеть тебя затюканной и забитой, не хочу видеть твои слезы и ночные крики, потому что это отвратительно. Нет ничего хуже, чем сломленный человек, опустившийся так, что ниже уже некуда.
И потому я не буду. Не буду поступать так с тобой, хотя, разумеется, мог бы. Мне ничего не будет за это, а вот тебе достанутся увечья и шрамы на всю жизнь. Ты стала сильной противницей, твой острый язычок развязался окончательно... Думаешь, я не знаю почему?
Знаю, моя дорогая, конечно знаю. Ты стоишь рядом со мной, ты находишься под моей защитой, ты чувствуешь мое присутствие и становишься намного уверенней, чем в те моменты, когда ты бываешь в одиночестве. Вспомни хотя бы, как тебя избили служанки, когда ты осталась без меня буквально на несколько часов...
Я сделал тебя стойкой и волевой, ты никогда не признаешь своего поражения, особенно у меня на глазах, но, как и всякая женщина, ты слаба. Пока я не контролирую тебя - ты расслаблена, но стоит мне сказать лишь одно обидное слово, то ты сразу же собираешься и борешься до конца. И это хорошо, Сакура, хорошо...
Нет, я не буду ломать тебя, иначе мне просто станет скучно жить с тобой, и я выброшу тебя на улицу. Но я хочу, чтобы мои дети унаследовали не только от меня, но и от своей матери также, силу. Не только физическую, но и духовную тоже.
Ты сильна духом, но слаба плотью... Вот ведь парадокс? Но и тело можно воспитать, если приложить все усилия для этого. И я помогу тебе в этом, потому что хочу видеть в тебе противника. Выносливого противника, который не является размазней. Оболочка будет мала, но за ней будет скрываться сила. А еще стойкость духа, и закаленность души.
Я не хочу скучать с тобой, я хочу действа, буйства эмоций и красок, я хочу, чтобы каждый новый день не был похож на предыдущий. Я хочу, а значит, сделаю так.
А теперь скажи мне, есть ли это милосердие?
Сакура, отвечай...»

Девушка сидела на подушке, неподвижно смотря в одну точку на протяжении десяти минут. Фугаку, находящийся во главе стола, с интересом рассматривал свою будущую невестку. Под глазами залегли глубокие черные тени - она не спала уже вторую ночь; зеленые глаза не блестели и не светились - что-то сломалось в них, что-то дрогнуло и исчезло; руки слишком крепко сжимали фарфоровую чашечку с зеленым чаем, а зубы то и дело прикусывали уже изрядно пораненную губу.
«И что же ты нашел в ней, Саске? У меня есть время, и я хочу узнать, чем эта маленькая девочка привлекла тебя. Мне недостаточно твоих слов о подчинении и управлении, я точно уверен, что здесь есть двойной подтекст. Скрытый смысл, который я просто обязан узнать». - Фугаку отправил себе в рот очередной кусочек риса, а тарелка Сакуры по-прежнему оставалась нетронутой. Она сделала небольшой глоток чая и, поставив чашку на столик, сложила руки на коленях.
- Вы знаете, куда пошел Саске? - тихо, словно борясь с собой, решилась спросить Харуно.
- Да, - он спокойно кивнул, не прекращая есть.
- И вы даже не попробовали удержать его? - девушка впервые за весь завтрак подняла глаза на мужчину. Они были погасшими и неживыми, но гнев уже успел загореться в них.
«Кажется, я уже кое-что понял. Глаза, все дело в них. Яркие, быстрые, светящиеся и такие живые... У тебя никогда не было таких глаз, сын, и такого открытого взора...»
- Нет.
- А вы не боитесь, что он умрет там? - она вскочила, если бы могла, но вчерашний день не прошел для Сакуры даром: тело почти не слушалось, раздраженно отзываясь на каждое движение.
- Не боюсь, - Фугаку прищурился, прекращая есть. Разговор начинал все больше и больше занимать его.
- Как вы можете так спокойно говорить об этом? - ее голос звенел от гнева и ярости, а руки были сжаты в маленькие кулачки.
- Очевидно, так и могу.
Она все-таки вскочила и тут же плюхнулась обратно, не в силах устоять на ногах. Девушка отвернулась и зло смахнула слезы с ресниц.
«Второе - выдержка. Все правильно - когда можно, она живет; когда нельзя - борется с собой. Меня начинает серьезно интересовать твоя невеста»
- Зато теперь мне, наконец, стало понятно, в кого пошел Саске, - огрызаясь, ответила Сакура.
- Весьма польщен, - он улыбнулся, видя глухую ярость на лице Харуно, но мгновенно посерьезнел. - Он учил вчера тебя драться?
- Да, - слегка опешив от такого вопроса, ответила она.
- Если сюда придут солдаты или войска армии, это не будет значить, что Саске мертв. Это может быть всего лишь их трюк, наглая уловка, на которую они захотят меня поймать. Ты будешь должна сидеть в своей комнате и никуда не высовываться. Если мой сын действительно умер, а они предъявят этому доказательства, тогда ты выйдешь и поможешь мне отомстить, а если нет, то сбежишь отсюда и вернешься в наше родовое поместье, где Саске будет ждать тебя, - голос Фугаку звучал ровно и уверенно, он был полностью убежден в правильности своих слов и считал, что по-другому быть не может.
Сакура пораженно молчала. Она просто не могла поверить своим ушам... Этот план был дерзок, авантюрен и до безобразия смел, но не было никаких подтверждений, что он удастся.
- Ты поняла меня, девочка? - глава клана смотрел на нее требовательно, но ненавязчиво, позволяя полностью вникнуть в его слова.
- Да... - Харуно кивнула. - Если я убегу, а Саске не встретит меня там, что мне тогда делать?
- Ты можешь убить себя в любой момент, - Учиха проводил задумчивым взглядом свою собеседницу, которая выходила из комнаты, медленно двигаясь.
«Покорность. Надменность. Дерзость. Невинность... В ней смешано так много всего, что трудно разобраться во всех тонкостях. Я понимаю, сын, что привлекает тебя в ней. Она - дикая смесь, цветок, окрашенный во всевозможные цвета. О да, Саске, я определенно тебя понимаю, потому что и сам бы не отказался от такой игрушки.
Только мы обсуждали уже, что она далеко не твоя игрушка...»

Он вошел в ворота поместья клана Харуно глубокой ночью, держа обнаженную катану острием вниз. Редкие факелы освещали его фигуру, скрывая глаза. Огонь играл с лезвием меча, бросая призрачные блики на него и заставляя отражать пламя своей зеркальной поверхностью.
Луны не было видно, звезды спрятались за тучи, небо казалось затянутым в черное, непроницаемое полотно. Он скривил губы, вспоминая, как увидел здесь свою невесту в первый раз, как взял ее практически силой в чайном домике, как защитил от отца, который едва не убил ее, как увозил отсюда, поклявшись, что его жена никогда не вернется сюда...
Подул ветер - зловещий и предупреждающий. Он будто пытался погасить факелы, чтобы свет не видел грядущее преступление. Саске обернулся, осмотревшись вокруг себя: на улице не было даже стражи.
- Или ты слишком глуп, чтобы предугадать мое появление, или слишком смел, думая, что в одиночку справишься со мной, - произнес Учиха, продолжая бесшумно идти по дорожке, ведущей к главному дому.
«Пожалуйста, Саске... пожалуйста», - в голове настойчиво продолжал звучать умоляющий голос девушки, а ее взгляд так и стоял перед глазами.
- Интересно, что ты готова сделать ради того, чтобы твой отец умер почти безболезненно? - он ускорил шаг, желая покончить со всем как можно быстрее, но тут же одернул себя. Месть не вершится в спешке...
- Я хотел спросить это у тебя в Эдо, но не стал, потому что заранее знаю твой ответ. Ты предложила бы мне себя, потому что ничего другого у тебя не осталось, - он ухмыльнулся, поражаясь своим словам. Раньше он спокойно задал бы этот вопрос и, получив удовлетворяющий ответ, незамедлительно начал его использовать.
Раньше, но не теперь...
- Но мне не нужны подачки, Сакура. Не нужно, чтобы ты ломала себя, соглашаясь на это. Я хочу сам подчинить тебя себе, хочу, чтобы ты добровольно высказала мне такую просьбу, хочу, чтобы ты сама признала меня господином. Я хочу слышать, как с твоих губ срывается “Саске-сама”... Тогда и только тогда я буду убежден, что ты стала моей полностью. Что твоя душа принадлежит мне без остатка... - Саске остановился перед дверью, чтобы окончательно успокоиться и создать прочный баланс между душой и телом. - Ты же знаешь, какой я собственник, - он позволил себе ухмыльнуться последней плотской мысли и, разувшись, отворил дверные створки.
Темнота коридора поглотила его черный силуэт.
Громко вскрикнула какая-то птица, потревоженная глубокой ночью неведомо кем.
Тихий выдох раздался в помещении, и зло сверкнули его глаза, когда поймали метнувшуюся на лестницу тень.
«Ты ждал меня, трусливый пес. Ждал все ночи с того момента, когда предал. Ты ждал, и сейчас твое ожидание будет оправдано...»

Черный, выжженный дотла лес. Стволы деревьев обуглены, их ветви сгорели и сломались, пеплом рассыпаясь по серой земле. Острый запах гари витал в воздухе, уничтожая кислород, забирая последние его частички из воздуха, поглощая в себя надежду на чудо... Куски обгорелых листков, которые некогда поражали своей сияющей зеленью, летали в умершем лесу, будто насмехаясь над его горем, ведь они были так похожи на листопад, случавшийся глубокой осенью.
Девушка, чье лицо и фигуру скрывал плащ, шла в этом лесу, ступая босыми ногами на выгоревшую землю, в которой еще жил теплый призрак огня. Она морщилась при этом, но упрямо продолжала идти, окутанная серым дымом еще тлеющего леса.
Жизнь не до конца покинула его, еще осталась надежда на спасение...
Она тряхнула головой, сбрасывая капюшон с головы. Лишенные преграды ее длинные волосы широким ковром рассыпались по спине. Она нагнулась и взяла в руки черный комочек земли. Задумчиво принюхалась и разжала пальцы, позволяя ему упасть вниз. Тихий стон отчаяние вырвался из ее горла, когда девушка узнала этот запах.
Запах смерти, запах оборвавшейся жизни...
Неожиданно в тишине мертвого леса раздался громкий, пробирающий до самых костей и доводящий до дрожи крик. Скорее не крик, а страшный вопль, истошный визг существа, для которого навсегда исчез свет. Девушка испуганно вскинула голову и увидела огромную черную тень, несущуюся по серому небу к ней с огромной скоростью. Она прошептала что-то немеющими губами и вскинула руки перед лицом, словно они могли послужить надежной защитой против крылатой твари. Птица все быстрее и быстрее летела уже почти параллельно земле, и вот, когда уже ее острый клюв был готов защелкнуться, поглотив в себя девушку, наступила полная тишина...

- Аааа! - Сакура вскочила с футона, нарушая спокойствие поместья своим криком. На ее лбу выступил холодный пот, а губы и тело страшно дрожали от пережитого недавно страха. - Сон, это всего лишь плохой сон... - она откинулась обратно на подушку и сжала ее уголок в своих руках. Лунный свет лился в открытое окно, освещая ее бледное лицо и растрепанные волосы.
- Плохой сон, - повторила она. - Но сегодня слишком страшная ночь, - сглотнула Харуно, вспоминая Учиху, который, может быть, в эту самую минуту убивает ее отца.
- Все будет хорошо, - успокаивая саму себя, произнесла она. - Все будет хорошо, потому что иначе нельзя. Слышишь меня, Саске? Нельзя! - Сакура закрыла глаза, пытаясь вновь заснуть.
- Ты обещал, что вернешься живым, Учиха... - прошептала она сквозь дрему.
Ее брови вновь сошлись на переносице, а лицо исказила гримаса боли. Ночные кошмары никак не хотели отпускать свою жертву, и сегодня рядом не было человека, способного защитить ее и уберечь от беды. Сегодня рядом не было никого, и она осталась совсем одна.
- Саске, я верю в тебя, - проговорил Фугаку, стоя у дверей, ведущих в комнату сына. Из нее доносилось чье-то спокойное сопение, прерываемое иногда тяжелыми вздохами.
Невеста спала, дожидаясь своего жениха...

Когда Сакура открыла глаза, разбуженная чьим-то громким разговором, который велся почему-то именно около дверей в ее комнату, то поняла, что вчера было не больно, а даже приятно. Потому что сейчас она чувствовала, как самое маленькое движение отдается в теле такой невыносимой резью, что впору кусать кулаки. Она приподнялась на руках, ощущая, как болит перетружденная спина, как саднят руки и кисти, усеянные многочисленными порезами - Учиха не был милосерден с ней вчера, как свинцом наливаются ноги, и как тихо ноет все тело.
- Черт, - чуть ли не плача выговорила девушка, настолько ей было плохо. - Ненавижу процесс обучения у Саске, - она кое-как встала и замерла, привыкая к тому, что теперь боль сопровождает любое ее движение. Она подошла к окну, выглядывая из него, и тут же схватилась за голову - уже достаточно яркое и теплое весеннее солнце находилось едва-едва не в зените своего пути.
- Уже почти закончилось время обеда, - Сакура сползла по стенке вниз, прижимаясь горящей спиной к холодной стене. - Это просто какое-то сумасшествие. Я так устала...
Она сидела, наблюдая за тем, как игривый ветерок, проникающий в комнату с улицы, играет с засохшими ветками сакуры, которые, наверное, остались с еще прошлого года.
Те же самые порывы теплого воздуха перебирали пряди ее растрепанных волос, нежно гладили и ласкали кожу, принося с собой умиротворение, покой и дымку призрачного счастья. Харуно откинула голову назад и закрыла глаза. Сквозь пелену какого-то оцепенения она слышала шум из сада, голоса спорящих о чем-то людей, тихое шелестение веток молодых деревьев, мягкую, убаюкивающую песню ветра...
«Я запуталась, теперь я совершенно точно вижу это. Запуталась в своих чувствах, эмоциях, в своих желаниях и мечтах... Я запуталась в своей собственной душе, и причина всего этого только одна. Я запуталась в тебе, Саске, я совершенно не знаю, что мне теперь делать. Раньше во мне жила лишь ненависть, а еще острое желание освободиться от тебя и оков рабства, которые изначально наброшены на женщину в этой стране. Я хотела убить тебя, уничтожить и испепелить взглядом. Любое твое движение, любой поступок или слово я воспринимала настолько враждебно, насколько была способна. Но теперь... теперь все по-другому. Твои слова и постоянные насмешки причиняет мне боль, они оскорбляют, унижают, иногда доводят до бешенства, но не ранят. Кажется, что я просто привыкла, приняла мысль, что мне придется провести с тобой остаток дней, но я вижу, что здесь что-то нечисто. Это раздражает! Неопределенность, неуверенность, запутанность моего положения... Но что еще хуже, так я стала... понимать тебя? Да, наверное, так. Пока не все и далеко не всегда, но уже местами я могу представить себе это. Могу прочувствовать, ощутить, могу испытать на себе... Только сейчас начинаю понимать все твои великолепно исполненные шаги в нашей шахматной партии. Медленно, но верно и неуклонно ты показывал мне свою жизнь изнутри. С ее прелестями и уродствами, с ее лживой, подлой циничностью и дружбой, крепкой, настоящей дружбой. Ты открывал мне глаза на свой мир, свою судьбу, не знаю, правда, зачем, но ты делал это. Тренировал, издевался, буквально уничтожал, а потом восстанавливал.
Восставшие из праха, да Саске? Почти про нас с тобой...» - Сакура грустно и рассеянно улыбнулась, словно удивляясь своей неожиданной догадке. «Я знаю, что могу ошибаться сейчас, знаю, что ты принесешь мне еще много боли, причинишь много страданий, но я готова к этому. О, да, сейчас я по-настоящему готова ко всему. Слова, сказанные мной две недели назад относительно того, что я готова, были лишь моей глупой выдумкой, сказкой для маленькой и наивной девочки. Я выросла, стала... Нет, далеко не сильнее, но выносливей. Ты отлично подготовил меня к будущей жизни, ведь меня ожидает далеко не праздник. Если смогу, то скажу тебе спасибо, когда увижу. Если ты вернешься живым, что тогда мне делать? Нам нужно поговорить, по крайней мере, это нужно мне, а вот насчет тебя я могу и заблуждаться. Прежде чем начинать разговор с тобой, Саске, мне нужно многое обдумать и осмыслить, потому что идти к тебе только с тонкими намеками и расплывчатыми предложениями... Наверное, лучше сражаться с бешеной собакой, чем так обратиться к тебе. Что-то определенно меняется, а что-то уже давно изменилось, только я не заметила этого, пропустила важную вещь. Мне определенно не достает одного фрагмента, чтобы полностью собрать картинку в голове, но пока я не знаю, чего именно мне не достает. Но надеюсь узнать. Разумеется, с твоей помощью. Я стала зависимой от тебя, мне не хватает тебя сейчас, я нуждаюсь в тебе, словно в воздухе. Ты нужен мне, необходим, но это невозможно... Как невозможно и наше гармоничное существование. Мы всегда будем ссориться, ругаться, цепляться и оскорблять друг друга, это уже предрешено. В нашем случае осколки витража никогда не станут на свои места, какой-то маленький, незначительный с первого взгляда кусочек, всегда будет теряться, заставляя картину полностью менять себя.
Я знаю, что вряд ли смогу сказать тебе это вслух, слишком страшно смотреть в твои непроницаемые глаза, поэтому скажу хотя бы в своих мыслях.
Спасибо тебе, Саске. Спасибо...» - Сакура обхватила руками свои коленки и медленно съехала на бок, поддавшись дреме. Она лежала на полу, трогательно свернувшись клубком, и тихо всхлипывала, позволяя редким слезам беспрепятственно стекать по лицу.
Она выросла, она научилась страдать тихо, переживать все наедине с собой и плакать без слез...
- Я никогда не думала, что несколько дней без тебя дадутся мне так плохо. Я волнуюсь и сама не знаю почему, но, наверное, скоро мои смутные догадки обретут под собой почву.

Эдо встретил его серым утром, густым туманом и жуткой сыростью. Учиха шел, измеряя свой путь широкими шагами, внимательно смотрел по сторонам и курил сигарету, выпуская сизый дым во влажный воздух. Он старался двигаться быстро, но особо никуда не спешил, зная, что если его найдут, то потом люди не станут говорить о трусости наследника клана. Мужчина был собран, сосредоточен и готов ко всему.
Возмездие вряд ли заставит себя ждать, убийство дворянина еще никому не сходило с рук, не сойдет и ему. Но месть свершилась, поздно жалеть о былом, главное то, что его цель выполнена.
Саске провел рукой по волосам, отбрасывая их со лба, и чуть замедлил свое движение.
«Куда теперь? Домой, в поместье? Там ждет отец, ждут важные документы, мое завещание, но... я не хочу возвращаться туда. Вернее хочу, но, Сакура, не пора ли преподать тебе еще один урок? Я знаю, ты ожидаешь меня, думаешь обо мне, боишься за меня... Это, наверное, приятно, но только не в моем случае. Не хочу, чтобы ты расслаблялась, не хочу создавать иллюзию отношений и чувств, не хочу делать тебя более мягкой, покладистой, нежной... Эмоции, мне нужны эмоции. Моя страсть - твоя боль; мои грехи - твоя расплата; моя совесть - всего лишь твоя ошибка. Мне кажется, что-то происходит с тобой, ты становишься... другой? Моей жестокости недостаточно, я был слишком мягок с тобой, а это непростительно. Я перестал контролировать себя, все чаще мои эмоции всплывают на поверхность, все труднее и труднее мне удается сдерживать себя... Это неправильно, так не должно быть. Ничего, я еще успею исправить свои ошибки. У меня нет сердца, ты сама говорила, что я - бесчувственная ледышка. Так пора бы мне начать соответствовать твоим представлениям обо мне. Я упустил момент, когда стал таким человечным, но больше это не повторится. Хочу чувствовать твою боль, хочу наслаждаться твоей агонией, хочу заставить тебя трепетать передо мной, хочу ощущать твою ненависть. А когда я его-то хочу, то всегда добиваюсь этого...
Тебе будет несладко, я обещаю, но пора привыкать, что я не умею быть милосердным...»
Учиха прищурился, изогнул губы в насмешливой улыбке и глубоко вздохнул, отбрасывая в сторону сигарету.
Принятое решение успокоило его душу, заставило его ледяное сердце биться чуть чаще, а кровь быстрее течь по жилам... Предвкушение порой бывает куда лучше самого действия. Но долго ли продлится такая утопия? Долго ли хватит твоего упорства?
Не сломят ли грустные глаза девчонки твое упрямство? Сможешь ли вынести ее боль?
Сможешь, ведь у тебя нет сердца, но зато есть глаза, которые становятся непозволительно мягкими во время ваших разговоров с ней...
- Хочу упиваться твоей болью, малышка, - тихо сказал он и развернулся, чтобы изменить свой путь.
Мощеная дорога извивалась под его ногами, но Саске было все равно на запутанный маршрут. Он прекрасно знал свой путь, ведь проделывал его не раз и не два. Слишком часто Учиха посещал это заведение до того, как привез свою невесту в родовое поместье, и слишком редко начал заниматься этим после. Но сегодня он исправит эту ошибку в тройном размере. Его ожидают прекрасный день и ночь. Его ожидают элитные девушки, которые очень хорошо знакомы с предпочтениями одного из лучших своих клиентов. Его ожидает удовольствие, наслаждение и предвкушение финальной точки, которую поставят ее обиженные глаза.
Его ожидает самый известный в Эдо публичный дом.

Дни проходили медленно, слово густой мед, неторопливо и тягуче стекающий с ложки. Все превратилось в одну сплошную, серую, почти бесцветную пелену, которую иногда разбавляли красками редкие ужины или завтраки с Фугаку. Казалось, солнце навсегда ушло за тучи, перестав освещать этот грешный мир; дожди лились едва ли не каждый день, надеясь затопить землю, унести ее с собой под воду; а ночами, когда природа и стихии успокаивались, позволяя себе небольшие перерывы, приходили они - кошмары - ее извечные спутники, без которых не обходился ни один сон.
Они топили, затягивали в себя и угнетали намного больше, чем погода за окном. Они пугали, заставляя дрожать и кричать от страха, но никогда не позволяли проснуться и сбросить с себя цепкую паутину ужаса. Смерть, кровь, боль и страдания стали ее постоянными друзьями, от которых было невозможно избавиться. А иногда, в их бесконечной череде, проступал нечеткий силуэт какого-то человека. Серый, как и все, что его окружало, он через несколько секунд сливался с обстановкой, и оставалось лишь лицо, лицо, на котором кровяными пятнами ярко виднелись его багровые глаза. Завораживающие, парализующие, дарящие надежду...
А утром вновь приходили дожди, холодный ветер и страшная боль, которую ничто не могло притупить и погасить.
А еще была неизвестность - когда от каждого сообщения, приходившего вместе с беркутом, тряслись коленки, и дрожали руки; когда от малейшего ночного скрипа, кошмар превращался в жестокую реальность, где все было точно так же, но только наяву; когда казалось, что тебя заглатывает болотная трясина, когда страшно и невозможно дышать, словно тебе перекрыли кислород, когда ты не живешь, а всего лишь существуешь, потому что его нет рядом.
Ощущение реальности терялось, грани сознания становились все расплывчатей и расплывчатей, им на смену приходила глухая тоска, загнанного в угол зверя. Даже не так, не зверя, а маленького, совсем неопытного зверька, который только начинал чувствовать сладостную горечь свободы на своих губах. Целые дни проходили без движения, ничего не хотелось делать, ничем не хотелось заниматься, просто сидеть, уткнувшись лицом в колени, или тяжелыми глазами смотреть в одну точку и ждать. Ждать, потому что ничего другого не осталось, ждать, потому что все силы неожиданно куда-то делись, ждать, потому что смерть - оружие слабых.
Глаза стекленели, пустели, замирали, теряли былую яркость и красоту. В них, словно в зеркале, отражалась душа маленькой девчонки, которая вконец запуталась во всем. Так же в них были видны и мысли этого несчастного создания. Мысли, которые давили, обвиняли и предавали, посмев родиться в дурной голове. Любовь и ненависть, отчаянная надежда на чудо и холодный, безжалостный мрак, который перечеркивал все чудеса на корню. А потом снова приходил страх: душащий, убивающий все светлые эмоции, выталкивающий сознание из хрупкого равновесия, уничтожающий призрачный покой. Каждый шорох становился врагом, каждый звук - непреодолимым препятствием. Силы медленно покидали тело, все они уходили на борьбу с глупыми кошмарами, которые возникали от давящего ощущения полной безызвестности...
Неопределенность раздражала, хотелось плакать, кричать в голос и выть раненым зверем. Хотелось лезть на стенку, царапать деревянную мебель, разбивать фарфоровые статуэтки. Хотелось выдрать, с кровью и мясом выдрать сердце из собственной груди, выкинуть его в окно и стать, наконец, свободной, независимой от обстоятельств. Но так поступать было нельзя.
Сильные девочки так не делают, они борются со своими страхами, сражаются с эмоциями, ведут неравную борьбу с сознанием... Сильные девочки терпят все жизненные трудности, они переживают их, скрипя зубами и скрепя сердце. Они не плачут, не жалуются и не истерят. Потому что они сильные, потому что это слабость - показывать свои эмоции. И она тоже не будет так делать, ведь она сильная.
Не будет, потому что Он сказал, что Она сильная.
Побитая собака, зализывающая свои раны; могучий волк, умирающий в тени былого величия; вольная птица, которой обрезали крылья.
Кто она в этой жизни, кем является для него? Ответа нет, и Его тоже нет.
Но есть надежда, есть упование, есть несокрушимые мечты, которые, возможно, уже никогда не исполнятся, потому что цветку закрыли солнце...

Она сидела на футоне в его комнате в родовом поместье клана Учиха. Фугаку и Сакура приехали сюда спустя четыре дня после ухода Саске, когда он так нигде и не объявился. Девушка плохо помнила поездку, плохо помнила прошедшие дни. Она вообще плохо все помнила, потому что все ее существо занимала дикая, отчаянная боль. Физическая, душевная - она стала неотъемлемой частью Харуно, ее неотделимой чертой, которой не было видно конца. Ныло сердце, болела душа, разрывалось на мелкие части тело. В голове стучали маленькие молоточки, стучали монотонно и не переставая, будто силясь сломить девушку, сломать, наконец, ее бунтарский характер и вольную натуру. Перед глазами все плыло от нехватки сна и истощения - боясь ночных кошмаров, Сакура не спала уже четвертые сутки. Погода за окном была больше похожа на чьи-то похороны, чем на рассвет новой жизни. Серая пелена дождя, чьи капли стучали по деревянным, плотно закрытым ставням, темное небо, полностью усыпанное тучами, как земля, покрытая розовыми лепестками, во время цветения сакуры... Но до этого момента было довольно далеко, а картина за окном уж точно не прибавляла лучезарности.
- Тяжело, трудно, плохо... - шептала она в пустоту комнаты, и ее слова эхом раздавались в ней, зеркально отображая собственное одиночество девушки. - Больно, мне больно... - она прикрыла глаза, пытаясь в этом простом жесте найти успокоение, но это было невозможно. Ее вера иссякла и угасла, а глаза давно перестали видеть свет в конце тоннеля. - Где же ты? Жив ли еще? Вернешься ли домой, увидишь отца и меня, усмехнешься ли и холодно сверкнешь глазами в мою сторону? Ответа нет, а сердце сильно трепещет и быстро-быстро бьется, подозревая беду. Надеюсь, продолжаю слабо надеяться на лучшее, но сил осталось так мало... - ее глаза закрылись окончательно, и она буквально рухнула на футон, вдыхая едва ощутимый аромат мужского тела, который еще сохранился в простынях. - Представляешь, Саске, я беспокоюсь о тебе и переживаю. Нервничаю, волнуюсь, постоянно думаю о тебе, хотя и страдаю от этих мыслей. Разве мог ты или я предположить такое всего пару недель назад? Конечно, нет. Так что же случилось с нами, что случилось со мной и тобой? Неужели, мои подозрения все же подтвердились? Мне кажется, или мое сердце предало меня, изменило принципам и нарушило все обещания? Может, я ошибаюсь, но, скорее всего, чувства действительно начали зарождаться в нем?..

Фугаку мерил шагами комнату, сжимая и разжимая кулаки. Прошло семь дней - семь ночей, прошедших почти бес сна, и семь дней, полных тяжкого ожидания.
А от Саске так и не было вестей.
Но почти все указывало на его смерть. В поместье уже несколько раз являлись солдаты, ища младшего Учиху - смерть Хироши удалось скрыть от высшего света, объяснив, что он умер от обычной остановки сердца, но те, кто задумал все это представление, конечно же, знали об истинных причинах его гибели, они знали имя убийцы, а потому искали его, не переставая.
И хотя обыск в поместье не проводился, да и дальше главных ворот в него никто не проникал, Фугаку четко знал, что однажды этому придет конец, ведь сила и известность клана Учиха может помочь ему далеко не всегда...
- Фугаку-сама? - грустный голос Сакуры раздался со стороны лестницы. Мужчина повернул голову и увидел, что девушка стояла на последней ступеньке, завернутая в простыню с головы до пят, и опиралась рукой о стену.
- Нет, - коротко ответил он, прекрасно зная, что хотела спросить у него Харуно.
Она ничего не произнесла в ответ и даже никак не отреагировала - лишь в зеленых глазах погас еще один огонек.
«Что же случится, когда твой взгляд окончательно потухнет? Сможешь ли ты выдержать все это и пережить, если Саске погибнет? День ото дня ты увядаешь все больше и больше, гаснешь прямо на моих глазах. У тебя отняли воду, перекрыли доступ кислорода, увели почву прямо из под ног... Но самое страшное, что у тебя отняли спички и дрова, которые поддерживали пламя твоего костра. Огонь потухнет, если его постоянно не подкармливать. Ему не для кого и незачем будет гореть...», - мужчина проводил Сакуру долгим взглядом, который мурашками отозвался на ее спине. «Саске, что же ты творишь со всеми нами? Где тебя носят черти? Не понимаю ничего, абсолютно ничего. Ты знаешь, как сильно угнетает незнание. Раз знаешь, то почему позволяешь себе такие вещи? Я твой отец, я воспитывал тебя сильным человеком, ты почти всегда был со мной. Я не могу не думать о плохом, но нутром чувствую, что ты жив. Нас соединяют узы крови клана Учиха, а это что-то посерьезней, чем простые отношения отца и сына. Раз жив, то почему не сообщаешь мне об этом? Ты можешь играться со своей невестой, можешь творить с ней все, что угодно, но с собой я так поступать не позволю. Ты всего лишь мальчишка, который слишком сильно увлекся своими играми. Дай только мне увидеть тебя...» - Фугаку вздохнул, ощутив в своих мыслях отчаянную мольбу, и перевел взгляд в сторону своей катаны. «Я начинаю волноваться за тебя. Тебе не сойдет с рук мое волнение.
Ты даже представить не можешь себе, что нужно сделать, чтобы я начал по-настоящему волноваться. Хотя нет, наверное, можешь. Помнишь, как Сакура пропала, и ты искал ее по всему поместью? Странные чувства, не правда ли?...»

Саске стоял на балконе, смотря в ночное небо, на котором светилась ярким серебром красавица-луна. Позади него раздавалось сонное дыхание двух девушек, с которыми он провел два последних дня и три ночи. Он выдохнул, прикрыл глаза и усмехнулся - что-то в нем противилось происходящему, что-то упорно мешало ему безмятежно заниматься с ними любовью, что-то не давало спокойно спать по ночам...
Но ведь раньше такого не было, он свободно и раскованно чувствовал себя в постели с женщинами, вел себя так, как ему нравилось. Он не оглядывался назад и не смотрел по сторонам, ему было плевать на чувства других людей, он жил только для удовлетворения себя и своей похоти.
Но так было раньше, а сегодня все уже изменилось.
Перед глазами постоянно мелькала волна розовых густых волос, зеленые глаза разрезали окутывающую его темноту в самое неожиданно время, тихий, но непоколебимый голос эхом раздавался в ушах, смешиваясь со стонами этих продажных женщин.
На душе было неспокойно и тоскливо. На ум приходили странные мысли, о которых, он не имел права даже думать, не то что реализовывать их. Поза, жесты, взгляды, стоны... Все это напоминало о ней. О страхе и отчаянной борьбе, когда он взял ее в самый первый раз на полу в чайном доме, о грустных, поникших глазах, когда он оскорблял ее, унижал, втаптывал в грязь, о негромких словах, которые срывались с ее уст отчаянной мольбой, когда он уходил, чтобы свершить свою месть, чтобы убить ее отца.
Он занимался любовью много раз за прошедшее время, но ничто не смогло повторить тот момент полного наслаждения, когда он на секунду почувствовал полное единение со своей невестой, когда она на краткий миг стала полностью принадлежать ему.
Их стоны - очень громкие и сладострастные, их жесты - слишком умелые и опытные, их тела - уже использованные другими людьми десятки раз, и вряд ли кто-нибудь помнит, кто был самым первым мужчиной в их жизни.
Саске не понимал сам себя, он окончательно запутался в своих мыслях, но чувствовал, что все это - неправильно, что он не может и не имеет права так поступать, что должен продолжать обращаться с Сакурой так, как обращался с ней раньше. Ничего нельзя было менять, никому поддаваться. Нельзя слушать свое внезапно ожившее сердце - обычно оно плохой советчик. Нельзя действовать, полагаясь лишь на эмоции, нельзя жить душевными порывами... И он не будет. Потому что так нельзя. Потому что мужчина не может так поступать. Потому что настоящий мужчина должен быть стеной, каменной стеной, которая сможет в случае опасности защитить близких и нужных ему людей. Стеной, какую Сакура должна будет однажды преодолеть... Стеной, а не жалкими перилами.
Да и за всякой стеной должен быть ров - надежный тыл, который Саске сам создаст себе. А вернее, уже создал, воспитав мужество в этой хрупкой девушке.
Он поднял голову, вглядываясь в небо, усыпанное звездами.
- Мое сердце потухло, оно уничтожило себя, превратившись в ледяную глыбу. Но, похоже, что ты, Сакура, способна оживлять давно умершие вещи... Хорошо, моя девочка, мы посмотрим, справишься ли ты на этот раз, сможешь ли перенести предназначенный тебе удар, захочешь ли после всего, что случится с тобой, еще хоть раз посмотреть на меня грустными и жалеющими глазами. Если сможешь, если ты сделаешь это, то, может быть, я соглашусь с тем, что существует жизнь и после смерти... Но сделать тебя стойкой я обязан. Мне не нужна кукла, которая может двигаться только тогда, когда ее дергает за веревочки умелый кукловод. Мне не нужна твоя бледная тень, мне нужна живая ты... - Учиха допил саке и оглянулся. Женщины показались ему еще более непривлекательными, чем это было в самую первую ночь. Он подошел к ним, лег рядом, будя своими прикосновениями.
- Идите ко мне, дорогие мои... - мужчина буквально выплюнул эти слова, едва ли не насильно заставляя себя прикоснуться к девушкам. Потом на секунду прикрыл глаза, борясь с собой, а когда открыл, то они были пусты и холодны, и лишь на губах блуждала легкая улыбка предвкушения оргазма, который, несомненно, скоро наступит, ведь не зря же он выложил за этих крошек столько денег?...
Он топил в себе эмоции, уничтожая их на корню, не позволял чувствам брать верх над разумом, следил за своими поступками, осуществлял постоянный, почти непрерывный контроль за своими словами, внимательно следя, чтобы в них никогда, а точнее очень редко, звучала правда, которая могла бы объяснить его странные действия... Но сейчас он не просто убил свои истинные желания, он смог обуздать волю и нрав, заставил себя действовать по строго намеченному плану. Плану, который вырисовывался в его голове уже очень давно, плану, который поможет его невесте стать сильнее, мудрее и... еще желаннее?
Но почему же Саске не по душе его действия, почему он вынужден топить в саке свою тоску и легкое сожаление, почему принуждает себя к любви с ними? Почему не может, как раньше погружаться в процесс, но забывать о душе? Почему больше всего на свете он желал сейчас лишь ее? И почему не идет и не берет, ведь это почти ничего не стоит...
Учиха не знает, и никто не знает.
«Я вернусь, я скоро вернусь домой, чтобы быстрее увидеть разочарование в твоих глазах и почувствовать некоторую жалость к тебе - ведь ты не выбирала себе такую жизнь. Быть может, тогда я смогу понять причины своих поступков? Жди меня, мой цветок. Жди и не смей увядать...»

*прошлое*

- Саске-кун! - девочка радостно улыбнулась, смотря на приближающегося мальчика.
Она ждала его здесь каждый день на протяжении целого месяца, который прошел с их первой встречи, так нежданно-негаданно изменившей жизнь малютки.
- Сакура? - маленький Учиха удивленно посмотрел на застенчиво улыбающуюся девочку, что разглядывала его широко открытыми глазами, которые лукаво смотрели, наполовину прикрытые поднятыми коленками.
- А я так ждала тебя! - воскликнула малышка, спрыгивая с ветки. Она подбежала к Саске, весело говоря что-то на бегу, еле успела затормозить, да и то перед самым носом Учихи, подняв в воздух кучу брызг. Сакура продолжила свой рассказ, не заметив поначалу, как устало смотрят на нее черные глаза, как утомление скользит в его позе и жестах, как сильно он вымотался за последнее время.
- А почему ты так долго не приходил сюда, Саске-кун? - она впервые за весь разговор внимательно посмотрела на своего собеседника и тут же всплеснула руками. - Ты выглядишь таким усталым...
- Заметила? - едко улыбнулся Учиха, выпрямляя спину и расправляя плечи.
- Извини, пожалуйста, - пробормотала она, неловко краснея. Несколько секунд она стояла и смотрела на мальчика, а потом, взметнув двумя короткими косичками, взяла его за руку. - Пойдем, посидим на дереве...
Когда солнце уже почти коснулось зеркальной поверхности воды, и сквозь ветви старой ракиты его прощальные лучи окрасили дерево в красный цвет, Саске, наконец, очнулся от странного оцепенения, которое завладело им во время разговора с Сакурой.
- Уже поздно, мне пора, - коротко сказал он и спрыгнул с дерева в воду, в которой, казалось, растворилась чья-то кровь.
- Ты придешь еще? - в ее глазах хоть и были видны будущие слезы, но сейчас она не плакала, пытаясь сдержаться.
- Я не знаю, - он стоял спиной к девочке, возможно, не желая видеть ее лица, или же, показывать своего.
- Я буду ждать. Я всегда буду ждать тебя, Саске-кун, - тихо проговорила малютка, понимая, что мальчик вряд ли придет сюда еще раз.
- Это хорошо, - он быстро побежал прочь, разбрызгивая воду вокруг себя и оглушая округу задорным плеском.
- Ты еще вернешься ко мне. Когда-нибудь ты обязательно вернешься... - уверенно прошептала Сакура, вытирая теплыми пальчиками влажные щечки.

*конец прошлого*

Кто же знал, что слова маленькой девочки окажутся пророческими? Что теперь ей придется вечно ждать его возвращения, сидя дома и волнуясь за жизнь и судьбу? Кто знал, что теперь это станет ее уделом, ее постоянно ноющей раной, ее зияющей пустотой в сердце и холодом на душе? Кто знал, что теперь ей придется считать минуты и секунды, проводить бесчисленные часы, сидя на одном месте и глядя в одну точку, слушать, как равномерно и гулко бьется сердце?
Никто. Но теперь она знает. Сакура Харуно знает, что такое настоящее ожидание, что такое предчувствие чего-то нехорошего, ощущение надвигающейся гибели и опасности, что такое осязать дыхание смерти на своей коже. Она знает, и Саске тоже знает, но не перестает так поступать с ней.
И нет ответа на вопрос, который еще не был задан. Но когда Сакура задаст его, Учиха сможет выкрутиться, потому что есть такие вещи, в которых ты с неохотой признаешься даже самому себе. Потому что упрямо хочешь отрицать очевидное и не признавать правду, звучащую в ее словах...

- Фугаку-сама, прошло девять дней. Вы думаете, еще есть надежда? - девушка сидела в кресле напротив главы клана и пыталась читать какой-то свиток. Но она еле узнавала иероглифы, которые буквально растворялись перед ее глазами и никак не хотели складываться в отдельные слова и предложения.
Он оторвался от очередной стопки бумаг, которые стали постоянными спутниками его сильно загруженных дней и ночей, и долгим, внимательным взглядом посмотрел на девушку.
Молчание и тугая тишина, повисшая между ними, казалось, были насквозь пронизаны электрическими разрядами, которые вот-вот станут видимыми и даже ощутимыми.
- Надежды нет... - ее зрачки расширились, а глаза дрогнули от ужаса, - но он вернется.
Сакура удивленно посмотрела на своего будущего тестя. «Какие странные вещи он говорит, как легко рассуждает обо всем этом. Его сын, его плоть, может уже давно погиб, а солдаты выбросили его тело в речку, а Фугаку-сама так просто рассказывает про это. И что значит его слова? Если надежды нет, то как Саске может быть жив? Или моя и его надежда сильно отличаются? Я надеюсь, что скоро Учиха вернется домой, а он... На что надеется он, о чем думает, когда видит своего сына?»
«Вижу, как тебя удивили мои слова, Сакура. Ну, ничего, я этого и ожидал. Слишком разные у нас с тобой надежды на будущее. Ты хочешь увидеть его целым и невредимым, а я хочу прочесть в его глазах ответы на свои вопросы. Хочу узнать, какого черта он все это делает, зачем поступает так. Я не надеюсь, что он скажет мне правду, не надеюсь прочесть в его глазах хоть что-нибудь, но я точно знаю, что он вернется. И когда я увижу Саске, смогу понять причины его поступков. Потому что он будет стоять передо мной, словно раскрытая книга, которая никогда не сможет закрыться у меня в руках. А тебе, девочка, остается только ждать и верить в его возвращение...
Я хочу, чтобы та боль, которую он тебе причинит, а он обязательно это сделает, была как можно меньше. Потому что ты, Сакура Харуно, сильно изменила мое мнение за эти дни о слабости и ненужности женского рода. А еще ты изменила моего сына, а это мало кому удавалось сделать... Ты сильная, ты храбрая, ты та, кто нужен ему. Ты его женщина Сакура, его. И это не изменить...»
«Так странно... Что-то определенно преследует меня в последнее время. Какая-то мысль не дает покоя, но я никак не могу уловить, о чем она. Это так призрачно, неясно, зыбко, что стоит мне только подумать об этом, как тонкая ниточка сразу же исчезает, ускользая из моих рук. Ощущение приходит в самые неожиданные моменты, когда я расслаблена и не сосредоточенна, из-за этого мне становится еще труднее улавливать его смысл. Я чувствую на подсознательном уровне, что это - нечто очень важное для меня, крайне ценное, а потому сильно раздражаюсь после каждой неудачной попытки... Все так запуталось... Не знаю даже, как я справлюсь со всем этим. Черт! Нужно обязательно зацепиться, ухватиться хоть за что-нибудь, иначе я просто чокнусь здесь. Это похоже на мою навязчивую идею...
Может, в отсутствие Саске я просто медленно схожу с ума?..»

Ранним утром, когда поверхность земли еще застилал густой туман, а вокруг была серая дымка, в главные ворота поместья вошел его наследник. Он едва заметно кивнул солдатам, что охраняли его дом, пропустив их удивленные взгляды - за две недели его отсутствия почти все люди убедились, что он погиб. Легкой походкой, с идеально прямой спиной и расслабленно опущенными рукам он спокойно шел, как будто и не было этих двух недель ожидания, томящего, изматывающего, высасывающего силы ожидания...
Саске продолжал идти, меряя дорогу своими шагами, а туман вокруг него начинал понемногу рассеиваться и пропускать слабые лучики солнца, больше похожие на его блики. Он удивленно приподнял брови, когда заметил, что в доме горел свет, а на веранде суетились слуги. «Неужели уже похоронили меня?» - фыркнул Учиха, но было в этой насмешке нечто такое, что не позволяло стать ей обычной издевкой. В ней было что-то живое, надрывное, чуть огорченное...
Он прикрыл глаза на ходу и живо представил себе, удивленный вскрик Сакуры, ее широко раскрытые глаза, когда она услышала от слуг о возвращении своего жениха. Реакцию отца Саске даже не мог себе вообразить, потому что в своей бешеной гонке совсем забыл о нем.
Забыл про своего отца, потому что хотел помнить только о невесте...
Двери резко открылись, едва не слетев от силы, с которой они были распахнуты, и мужчина в первый раз за всю свою жизнь увидел взволнованного и встревоженного Фугаку. Учиха прикрыл глаза. «Вот и пришла расплата...»
Его отец стремительно приближался, мало заботясь сейчас о своем достоинстве и чужом мнении, а когда расстояние между ними сократилось до одного шага, резко остановился и вперился внимательным взглядом в лицо своего сына. Саске продолжал молча стоять, чувствуя, что язык почти онемел - глаза отца буквально пригвоздили наследника к земле и забрали все его слова, которые, возможно, и смогли бы что-нибудь объяснить человеку, который думал, что вслед за всем кланом, женой и старшим сыном он потерял еще и своего младшего ребенка.
Миг прошел, а за ним еще и еще. Секунды казались вечностью, а мгновения бесконечной чередой коротких, мимолетных взглядов, которыми успели обменяться два стоящих друг напротив друга человека. Отец и сын.
- Подонок... - свистящий шепот Фугаку кинжалом разрезал тишину, и слуги, не ждущие удара, вздрогнули и ахнули. Его крепко сжатый кулак преодолел расстояние, отделяющие их, в одну сотую секунду, и голова Саске дернулась в сторону, а на губах возникла кривоватая усмешка.
Старший Учиха взмахнул рукой, стряхивая с разбитых костяшек кровь сына, и, не говоря ни слова, направился обратно в дом.
Наследник клана медленно повернул голову, ощущая на губах и возле носа горящий след от удара отца. Он поднес пальцы к лицу и, задумчиво смотря вслед удаляющемуся Фугаку, стер с него кровь, шумно вдохнул в себя воздух, стараясь унять алую жидкость.
- Бить ты всегда умел, отец... - тихо сказал он, окончательно выпрямляясь. Слуги продолжали во все глаза смотреть на своего господина, который, казалось бы, прирос к одному месту.
Двери хлопнули еще раз, и водопад розовых волос ярким пятном осветил все вокруг.
- Саске?.. - ее глаза смотрели требовательно, настойчиво и невероятно тоскливо. Девушка медленно приближалась, идя тихо, до сумасшествия размеренно и неторопливо.
- Кровь? - она удивленно посмотрела на жениха, и все стало на свои места: громкие возгласы слуг, что разбудили ее, бледное лицо Фугаку, его сцепленные пальцы и суженные зрачки, стук хлопнувших створок, и звук удара, который в предрассветной тишине был похож на раскат грома.
- Ты ослепла за время нашей разлуки, Сакура? - он все-таки смог пошевелиться и шагнул навстречу своей невесте. Но она словно не слышала его.
«Кровь... Теперь все стало на свои места. Теперь я понимаю, что так долго тревожило меня. Саске, нам нужно поговорить...»
- Где ты был? - ее голос охрип и совсем не слушался, то и дело срываясь на тихий шепот, сопровождаемый прерывистым дыханием.
- Не думаю, что тебе понравится это место, - он сладко ухмыльнулся, а в душе зияла черная пропасть, доверху наполненная горечью. - Я был в публичном доме... - он хотел продолжить, но рука невесты дотронулась до его губ.
- Молчи... Пожалуйста, молчи! - из ее глаз вот-вот должны были брызнуть слезы, но она все-таки научилась держать лицо. Сакура стояла напротив него точно так же, как минутой ранее стоял его отец, и настойчиво вглядывалась в его глаза. Равнодушные, пустые, ухмыляющиеся... Они ничего не выражали, ни о чем не говорили, ничего не обещали...
А чего ты, собственно говоря, ждала, девочка? Цветов, улыбок, признаний в любви? Ты слишком расслабилась во время его отсутствия, слишком часто позволяла брать сердцу верх над разумом. Сама позволяла - а теперь сама же и получай...
- Ненавижу тебя... - прошипела девушка и отвернулась от Саске, который следил за ее действиями черными глазами, больше всего напоминающие сейчас потухшие угольки...

- В твоих глазах я вижу пламя.
- В моих есть лишь лед.
- Ну и кто из нас первым моргнет, моя девочка?..

«Кровь, Саске-кун. Кровь...»

*конец прошлого Учиха Саске*

- Стой, - повелительно произнес Учиха, заключая локоть Сакуры в свою грубую хватку.
- Отпусти меня! - прошипела девушка, не поворачивая к нему лицо, боясь, что тогда ее неумело надетая маска даст трещину. Она и сейчас-то балансировала на тонкой веревке, изо всех сил пытаясь сохранить хоть какое-то равновесие в душе. - Я не хочу, чтобы меня касались руки, которые совсем недавно ласкали каких-то элитных шлюшек! - воскликнула Сакура, резко оборачиваясь, чтобы видеть лицо Саске. Чтобы иметь возможность смотреть в его глаза. Чтобы видеть его, чтобы знать - он рядом, он здесь, он никуда больше не денется, по крайней мере, пока не денется...
- Знаешь, моя дорогая, чего не хватало тем женщинам? - Учиха ухмыльнулся, видя реакцию своей невесты, и еще крепче сжал руку, причиняя Харуно еще и физическую боль.
Она поморщилась, но ничего не сказала, лишь продолжила метать в него молнии, надеясь, что сможет испепелить взглядом и стереть, наконец, эту проклятую усмешку с его лица, выражавшую огромное превосходство.
- Им не хватало страсти, а еще твоего острого язычка, - он притянул Сакуру почти вплотную к себе, и она вновь поморщилась, глубоко втянув носом воздух.
- От тебя воняет, - фыркнула девушка, внутренне ликуя. - Видно, твои «девочки», - она мастерски сделала акцент на последнем слове, подчеркивая возраст этих женщин-нимфеток. - Экономят на благовониях или же, наоборот, обливаются ими излишне сильно. В следующий раз изволь помыться после заведений такого рода, прежде чем прикоснуться ко мне! - ей было больно, чертовски больно, обидно и досадно. Но еще будет время поплакать, пожалеть себя и посетовать на горькую судьбу. Сейчас главным было выстоять, выжить здесь, показать, что она сильная, что она может противостоять ему, заставить забыть саму себя о своих слабостях, заново поверить в собственные силы...
- О, девочка, я смотрю, мое отсутствие не прошло для тебя даром, ты не потратила время впустую. Долго учила эту пламенную речь? - он отпустил ее, сделал шаг назад и сложил руки на груди, сменив искры веселья на холодные льдинки. Его поза говорила о полном расслаблении и спокойствии, только губы были сурово поджаты, превратившись в узкую полоску.
- Да! - она не выдержала, сорвавшись на крик. - Очень долго, все тринадцать дней пока я ждала, когда твое величество надумает вернуться, - девушка отвернулась, глубоко вздохнув пару раз, а потом произнесла совершенно спокойно и тихо: - Это бесполезный разговор, Саске, который ничего не сможет изменить. Я всегда знала, что ты ужасная мразь, но то, что ты способен на такие вещи, подумать не могла. Как оказалось, я сильно ошибалась в своих мыслях... - Сакура подняла голову к небу, надеясь таким жестом унять слезы, от которых предательски начали пощипывать глаза, а потом, не проронив больше ни слова, пошла прочь.
- Как это больно, разочаровываться в людях, ведь правда, Сакура? - хмыкнул ей вслед Саске, не делая попытки остановить девушку. - И все-таки их языки, хоть были и не так остры, как твой, все же приносили большую пользу и удовольствие мне, - закончил он и удовлетворенно улыбнулся, когда увидел, как дернулись плечи Харуно, а она почти остановилась, но сумела взять себя в руки и, запнувшись на секунду, продолжила свой путь. - Хотя, если подумать, то беседа с тобой - тоже удовольствие, правда, довольно своеобразное...
Учиха устало протер глаза, несколько раз быстро моргнул и направился к главному дому в поместье, дому, который ждал его вот уже две недели.

Сакура, душа в себе рыдания, быстро поднималась по лестнице, спотыкаясь и едва не падая на каждой ступеньки. Ее руки были прижаты к пылающему лицу, бледные одеревеневшие губы что-то шептали, а потухшие глаза, остекленев, смотрели прямо перед собой. Она кое-как добралась до его комнаты, не отдавая себе отчета, что ее хозяин уже вернулся, ведь это стало таким привычным - жить здесь, проводить большую часть дней и спать, вдыхая едва уловимый запах. Запах его тела, которым были сильно пронизаны все подушки...
Девушка закрыла за собой двери, остановилась на секунду, а потом резко бросилась вперед на футон, который не успела собрать, когда узнала, что Саске вернулся домой.
Она вцепилась в подушку пальцами, будто это была ее последняя соломинка утопающего. Харуно судорожно глотнула воздух, крепко зажмурилась, мешая слезам хлынуть из глаз, но это уже было бесполезно. Стоило ей только открыть глаза и один-единственный раз моргнуть, как перед глазами все поплыло, возникла мутная пелена, а по щекам заскользили почти непрерывным потоком крупные соленые капли. Она порывисто дышала, слово выброшенная на берег рыба, терла свое лицо, надеясь унять рыдания, пыталась сказать что-то самой себе, но из горла вместо нормальных слов вырывались жуткие, почти нечеловеческие всхлипы и вопли.
«Ками-сама! Я никогда не думала, что это будет так... что мне будет так больно, что Саске способен причинить мне такую боль, что я вообще способна так глубоко чувствовать, что мне не все равно на него, что я стала слишком уязвимой...», - Сакура крепко сжала руки, впиваясь ногтями в свои ладони, чтобы отвлечь себя, чтобы переключить свое сознание на другие вещи. Маленькие красные капли заскользили по ее рукам, а слезы никак не хотели переставать, они лились из нее, буквально не переставая, и ей казалось, что внутри ее прорвалась настоящая плотина, что оплот ее спокойствия и хладнокровия, наконец, сломался...
«Какой же ты подонок, какая бесчеловечная сволочь! Я переживала из-за тебя, я не находила себе места, я вздрагивала от каждого ночного шороха, я не спала ночами, потому что мне снились кошмары, в которых ты умирал, раз за разом, снова и снова умирал, пронзенный сотнями мечей... Я, черт бы тебя побрал, боялась, боялась абсолютно всего, я постоянно думала о тебе и волновалась за тебя... Я места себе не находила! А ты... а ты все это время кувыркался в постели с какими-то шлюхами, пил саке и развлекался с ним, пока твой отец и я сидели в неведении, даже не зная, жив ли ты, вернешься ли домой...»
Она села, обхватив себя руками, сделала несколько глубоких вздохов и вздрогнула, когда свет попал на ее веки. Девушка открыла глаза и увидела, что сквозь широко распахнутые створки в комнату проникают первые лучи восходящего солнца, которые разрезают темноту и спертый воздух помещения, вдыхая в него живительную силу. Свет, осторожно и медленно, будто боясь чего-то, пронизывал все пространство, заполняя его собой. Его лучи, словно прутья решетки, разделили комнату на полосы: светлые и темные, теплые и холодные.
Сакура подняла руку, сбрасывая со лба спутанные пряди, и улыбнулась. Просто улыбнулась и почувствовала, как тиски, сдавливающие ее сердце, медленно разжимаются, как уходит напряжение последних дней, как невиданный доселе покой распространяется по телу.
- Думаешь, я сдамся просто так, Саске? Думаешь, покажу тебе мою слабость, буду плакать и рыдать на твоих глазах? Нет, ты глубоко ошибаешься, если надеешься на это! Я не собираюсь лить слезы, по крайней мере, не собираюсь делать этого при тебе, я не хочу, чтобы ты видел во мне слабачку, не хочу, чтобы все твои и мои и усилия оказались напрасными, - она встала, подошла к зеркалу и хрипло рассмеялась той картине, которая отражалась там: красные, опухшие от слез щеки и глаза, в которых горит шальной блеск; спутанные, грязные волосы, которые хаотично лежали на ее плечах и спине; обкусанные до крови губы и порядком мятая, потрепанная одежда.
- Да уж, красавица я, нечего сказать, - немного неестественно хихикнула Харуно, но тут же взяла в себя руки, справедливо опасаясь, что может начаться страшная истерика, ведь тяжкая ноша начинала медленно легчать, а груз, давивший две недели, почти исчез...
- Это ничего, все поправимо, - она попыталась вновь улыбнуться, но в зеркале по-прежнему отражалось застывшее в каменной маске лицо - бледное и жутко печальное - на котором отчетливо виднелась сильнейшая усталость и огорчение. - Самое главное, что, - тут девушка перешла на шепот, не желая очевидно говорить о таких вещах вслух. - Самое главное, что ты вернулся, что ты рядом со мной, что теперь есть кому защитить меня. Это главное, а все остальное я как-нибудь переживу...
- Что ты здесь делаешь? - холодный голос Саске прорезал умиротворенную тишину, и Сакура вздрогнула, испугавшись его громкого тона.
- Живу... - ответила она, прежде чем сообразила, что вот этого уж никак не следовало говорить Учихе.
- Правда? - его губы растянулись в хищной улыбке, а в глазах появилось черное пламя, будто он нашел способ, чтобы загнать вольную птичку в клетку. - Позволь спросить, почему ты живешь в моей комнате, Сакура?... - он вновь улыбнулся, замечая, как выражение беспомощности и смятения появляется на ее лице.

Саске спокойно шел, направляясь к тренировочной площадке. Прежде всего, нужно было уладить все с отцом, потому что наследник был действительно виноват - он не предупредил, не поставил в известность, подверг опасности. Тем более что в то время, пока длилось его отсутствие, больше смахивающее на отпуск, Фугаку остался один на один со всем и делами, которые после попытки переворота в стране, увеличились чуть ли не в два раза.
Он вышел из сада на открытую местность, посередине которой с собственной тенью дрался старший из Учих. Его удары были резки и быстры, в них сквозила открытая ярость и ничем не прикрытая злость, движения были быстрыми и четкими, если сейчас перед Фугаку оказался бы настоящий противник, то вряд ли он смог выдержать такую схватку долгое время. Саске чуть поднял брови в изумлении - такого он уже давно не видел; его отец редко выходил из себя, но уж если это случалось, то обычно заканчивалось очень и очень плохо. Но в следующее мгновение губ наследника коснулась легкая улыбка: он понял, как можно поговорить с отцом. Слова здесь не помогут, они будут только мешать, язык настоящих мужчин и воинов - это язык действий, язык боя и меча. И потому Саске обнажил свою катану, скинул верхнюю одежду, оставшись обнаженным по пояс, и быстро пошел вперед.
Старший Учиха по-прежнему был сосредоточен лишь на своих выпадах и ударах; со стороны могла показаться, что он даже не догадывается о приближении своего сына, но это было не так. Саске знал это, и Фугаку тоже знал, и потому их поединок становился еще интереснее. Сын остановился, не дойдя до отца несколько шагов, и глубоко вздохнул. Неожиданно вспомнилось детство, уроки владения катаной, которые проводил с ним глава клана. Что-то легко кольнуло в груди, и Саске улыбнулся вновь. Едва заметно уголки его губ поползли верх, а потом сразу же вернулись в привычное положение, но тень улыбки по-прежнему витала на его лице.
- Чего ты хочешь? - раздраженный голос Фугаку раздался совсем близко, но это не стало неожиданностью для наследника. Он чуть повернул голову, зная, что сейчас их разделяет всего один шаг, или же один выпад.
- Поединка, - он полностью повернулся лицом к отцу, встречаясь с ним взглядом. Казалось, два острых меча скрестились меж собой, а в воздух посыпались искры, вызванные их встречей. Сталь коснулась стали.
- А заслужил ли ты его? - усмешка посетила губы старшего из Учих, когда он внимательным взглядом окинул своего сына.
- Не мне решать, отец, - Саске едва увернулся, потому что одновременно с его словами Фугаку, решив прекратить болтовню, сделал шаг вперед, целясь катаной в грудь своего сына.
Они бились яростно и страшно, как будто в смертельную схватку вступили два волка, два вожака стаи, стремясь выяснить, кто из них сильнее. Удары двух мечей, не уступающих друг другу ни в чем, вызывали тихий скрежет, больше похожий на стон закаленной стали. Это был бы обычный бой, если в нем участвовали обычные люди. Но отца и сына Учих никак нельзя было назвать обыкновенными, и потому их бой так же не был таким. Их движения были точными, быстрыми и резкими. Смертоносные удары сыпались со всех сторон, хитрые уловки и подсечки преследовали повсюду, но никто не хотел прекращать бой, никто не хотел сдаваться и признавать свое поражение.
Сталь билась со сталью, да так, что сыпались искры, ведь сила ударом была поистине ужасающей. Одинаковые, почти идентичные движения; плавные перекаты и переходы; суровая сосредоточенность, печатью лежащая на лицах - вот что представлял собой истинный поединок двух Учихи. Истинный бой отца и сына...
«Когда ты стал таким? Когда так сильно вырос? Научился так искусно обращаться с мечом, безошибочно парировать мои удары, буквально чуять следующие действия? Саске, ты удивляешь меня сейчас, ведь мы очень давно не дрались друг с другом. Во мне пробуждается отцовская гордость, я горжусь тобой, и мне приятно осознавать, что мой сын вырос таким человеком. Но это не служит оправданием твоего поступка, и тем более никак не компенсирует его. Слишком много ребячества было в твоих действиях. Ты словно бежишь от самого себя, но зачем?..»
«Отсутствие долгой боевой практики определенно подводит меня. Отец - не Хироши, ему не отрубишь голову просто так. Придется сильно постараться, чтобы не проиграть сегодня. Но только сейчас понимаю, как сильно я скучал по нашим с ним битвам. Когда это все кончилось? Когда мы упустили эту тонкую грань? Почему никак не можем ее вернуть? Вопросов намного больше чем ответов, они туманны и неясны. Но, по крайней мере, теперь я знаю, что прошлое окончательно не ушло, оно здесь с нами, время можно вернуть, все еще поправимо. Но это неглавное, сейчас я понял это. В последнее время я бегу куда-то. Бегу от самого себя. Зачем я это делаю?..»
Минуты текли, бежали секунды, но ощущение времени, казалось, навсегда покинуло двух бойцов. Они продолжали свою схватку, мало заботясь о сохранении жизни и здоровья, их ничто не волновало сейчас. Пространство, окружавшее их сейчас, размывалось, стирались грани сознания, время, словно песок, утекало прочь...
Неожиданно, раздался громкий звон, и кому-то показалось, что в том месте, где столкнулись две катаны, на считанные мгновения вспыхнуло пламя. Их танец, чарующий и смертоносный поединок, наконец, закончился. Отец и сын стояли друг напротив друга, в почти идентичных позах, и держали свои мечи так, что каждый касался шеи противника.
Оба дышали ровно и почти спокойно, никаких сиплых вздохов и стонов не было и в помине. Глава клана и его наследник внимательно смотрели друг другу в глаза, пытаясь разглядеть там то, что нельзя выразить одним лишь боем и оружием. В бездонных, черных омутах медленно зарождались маленькие языки пламени, в которых отражались лучи восходящего солнца...
- Прости меня, - гробовую тишину первым нарушил Саске, опуская катану и едва заметно кланяясь.
Фугаку несколько секунд смотрел на своего сына, силясь что-то понять, а потом точно так же опустил катану, поклонившись в ответ.
- Я прощаю тебя...

- Так почему ты живешь в моей комнате? - он ухмыльнулся и продолжил наслаждаться растерянностью своей невесты, щеки которой медленно краснели, очевидно, девушка осознала, что все-таки проболталась Саске.
- Потому что... - она сделала шаг назад, пытаясь незаметно стереть оставшиеся капельки слез - от следов недавней истерики, следов своей собственной слабости больно жгло лицо.
- Да, дорогая? - Учиха хмыкнул вновь, на сей раз, даже не пытаясь скрыть сарказма в своих словах.
- Потому что... - Сакура продолжала пятиться, пока ее спина не коснулась стены. Девушка вздрогнула и впервые за весь разговор подняла голову. - Потому что я...
- Ждала меня? - он подошел к ней, двигаясь с грацией хищника, а в его черных глазах танцевало пламя будущего смеха. - Ты так сильно соскучилась по мне, детка? Решила подождать пожить у меня в комнате, чтобы сразу же, прямо в момент моего возвращения, мы смогли заняться любовью? - Саске резко остановился, заметив, что Харуно пытается переместиться поближе к двери, чтобы избежать ненужного разговора, чтобы прекратить эту пытку, в круговорот которой ее медленно утягивали его глаза. Учиха уперся рукой о стену, перекрывая все пути отступления своей невесте; теперь она была зажата его телом и стеной в тугие тиски.
- Ты слишком много о себе думаешь, Саске! - она выкрикнула ему это в лицо, намеренно пытаясь вызвать его гнев и злость, целенаправленно подставляясь под удар.
«Ты так глупа, моя девочка. Так глупа или же просто слишком сильно охвачена страстями, которые бушуют внутри тебя? Не видишь, что я дал тебе лазейку, шанс, за который можно ухватиться? Я перевел тему разговора, специально поступил так, ведь давно решил, что ты сама, без давления с моей стороны, признаешься во всем, сама захочешь раскрыться передо мной, первой сделаешь этот шаг, ломая преграды и сужая пропасть между нами...»
- А ты слишком мало, - парировал Учиха и произнес, не дожидаясь ответной реакции девушки. - Посмотри на себя в зеркало, взгляни правде в глаза: ты отвратительно выглядишь, Сакура. Твои волосы грязные, они утратили свой блеск, губы искусаны, ногти изъедены, лицо заплакано. Ты просто ужасна, моя дорогая. Как ты дошла до такого? - он говорил и говорил, громко, причиняя боль, втаптывая в грязь и всячески унижая. А девушка сокрушенно молчала, лишь ее зрачки расширялись все больше и больше. Наконец, она смогла поднять голову и кое-как произнести:
- Хватит, замолчи, Саске. Довольно, - Сакура неотрывно смотрела ему в глаза, безуспешно пытаясь прочесть в них хотя бы отголоски чувств, но там был только холод, густо приправленный тьмой. - Мне кажется, ты уже достаточно сказал мне, - глухо произнесла девушка, чуть присаживаясь, чтобы затем выскользнуть из его хватки.
Но Учиха сам отпустил руки, отходя в сторону, чтобы невеста могла спокойно пройти мимо. Она непонимающе взглянула на него, но обнаружила лишь легкую усмешку на его губах.
- Милосердие, Сакура. Помнишь? - она вздрогнула от тщательно сдерживаемой и скрываемой злости, которая прозвучала в его голосе, и потупила взгляд. - Мы поговорим вечером, - шелестящий шепот жениха долетел до ее ушей, когда Харуно почти выскользнула их комнаты, тихо прикрыв за собой двери.
Учиха повел головой, разжимая сцепленные в кулаках руки, и сказал в пустоту, обращаясь к самому себе:
- Ты никогда не узнаешь, моя дорогая, чего мне стоило выйти из дома твоего отца живым, не убив при этом никого, кроме Хироши...
Он повернулся к двери спиной, сбросил с себя одежду и аккуратно положил катану на низкий стол. А на его груди, от правого плеча, пересекая весь торс и заканчиваясь в районе левого бока, вилась узкая полоска слабо кровоточащего пореза, который куда менее привлекательно выглядел в момент его нанесения.
Всего лишь еще один шрам в его богатой коллекции, в котором вроде бы и не было ничего необычного, но получен он был из-за чувства, из-за обещания и клятвы, из-за порока, который люди обычно называют Милосердием...
Так будет ли Учиха Саске после всего случившегося еще хотя бы один раз таковым?..

- Мисаки? - Сакура удивленно повернула голову, отрывая грустный взгляд от природы, которая медленно просыпалась за окном после долгого сна. - Что ты тут делаешь?
Девочка стояла в дверях, застыв в поклоне, а ее маленькие руки судорожно сжимали ткань служебного кимоно.
- Саске-сама приказал мне теперь всегда быть с вами, - она подняла голову, встречаясь взглядом со своей хозяйкой.
- Как это мило с его стороны, - пробормотала Харуно вполголоса. - А Саске-сама не сказал тебе, почему не спросил меня, хочу ли я или нет? - язвительно улыбнулась девушка, поднося руку к волосам и выдергивая шпильки, которые удерживали их в хвосте.
- Н-нет, госпожа, - слегка заикаясь ответила служанка, но заметив бледную улыбку на лице Сакуры, осторожно улыбнулась в ответ.
- Ну, я в этом и не сомневалась, - хмыкнула ее хозяйка, и было в этой усмешке нечто такое, что делало ее жутко похожей на усмешку Саске.
Люди иногда на подсознательном уровне перенимают повадки и манеры человека, которого считают по-настоящему дорогим и близким для себя...
- Скажи, пусть мне наберут теплой воды, я хочу наконец-то расслабиться, - она блаженно закрыла глаза и мечтательно улыбнулась, казалось, еще чуть-чуть и девушка вот-вот замурлычет, словно довольная и сытая кошка. Но уже через секунду на лице Сакуры появилось сосредоточенное выражение, ее брови сошлись у переносицы, и она вновь, в совершенно девчачьем жесте, закусила губу. - И еще подбери мне какое-нибудь кимоно: я ведь даже не знаю, какую одежду мне купил Саске.
Мисаки удивленно посмотрела на девушку. За те недели, что прошли, она абсолютно перестала интересоваться любыми вещами, полностью запустила свой внешний вид, предпочитая роскошному шелку, приятно ласкающему нежную кожу, простой хлопок тренировочного костюма, который нередко грубо царапал ее тело.
- Только не надо так на меня смотреть! - воскликнула Сакуры, замечая взгляд девочки, на лице которой медленно проступала хитрая улыбка, будто бы она догадалась о чем-то. - И с появлением Учихи это тоже связывать не надо, - чуть сердясь на саму себя за глупости, Харуно не смогла сдержать усмешки, когда Мисаки тихонько засмеялась, а потом с самым серьезным видом кивнула:
- Конечно, госпожа, - хотя в ее глазах и прыгали чертики.
«И кого я хочу обмануть, кому доказать: ей или же все-таки себе?»
Через полчаса Сакура вдыхала тонкий аромат благовоний, которые догадалась зажечь Мисаки, и тихо мурлыкала что-то себе под нос, греясь в теплой воде. Она создавал ощущение спокойствия, полного умиротворения и гармонии, а по телу разливалась сладкая нега, медленно утягивая себя в пучину сновидений. Сказывались бессонные ночи, проведенные в страхах, волнениях и переживаниях. Когда нельзя было спать, потому что вместе с темным временем суток приходили кошмары, когда она через силу заставляла себя есть, потому что горло сжимала в своих тисках тревога, когда любой шорох был враждебным звуком, потому что они постоянно ждали появления солдат...
«Неужели это все, наконец, закончилось? Неужели теперь я смогу не вздрагивать от звуков по ночам и перестану просыпаться в поту? Мне слабо вериться, что ты хоть капельку изменился, Саске, особенно если учитывать твой поступок, но мне действительно становится надежно с тобой, я чувствую себя защищенной. Я ведь знаю, что за свое ты пойдешь до самого конца, что никто и ничто не сможет тебя остановить... Знаешь, мне почему-то вовсе не больно от осознания мысли, что ты изменил мне, проведя несколько ночей в публичном доме. Думаешь, я слишком черства? А мне так не кажется, просто я почему-то уверенна, что это ничего не значило для тебя. Так, всего лишь минутное развлечение, не более того. Гораздо больше меня задевает твое поведение, твоя безответственность, то, что ты заставил меня страдать, переживать и терзать себя непонятными вымыслами и подозрениями! Вот это по-настоящему меня раздражает, мне с трудом удается сдерживать себя, чтобы не высказать тебе все это в лицо. Но я сдерживаюсь, иначе ты поймешь, как много значишь для меня. Боги! Если бы кто-нибудь мог мне помочь, мог сказать, как поступить сейчас? Неужели, я способна полюбить тебя, неужели это возможно?.. Совсем недавно мне казалось, что это просто невероятно, что я буду презирать тебя всю свою жизнь, что лучше убью, чем добровольно стану твоей. А сейчас... сейчас это ласкает мой слух, тешет разум. Женщина Саске Учиха. Мать его детей. Но только ли дело в моем здравом смысле? Мне кажется, что здесь есть нечто иное, то, что я не могу принять. Пока не могу. Особенно сейчас не могу. После всего, что случилось за эти недели. После всего, что я пережила... О нет, Саске, нет. Я ни капельки не ревную тебя, мне просто дико больно...»
Остаток дня Сакура спала. Впервые спала без страхов и своих ночных спутников, просто спокойно спала, восстанавливая себя и отдыхая, внутренне готовясь к предстоящему ужину. Ей предстоит нелегкий вечер, а может даже и ночь. Потому что разговоры с ее женихом никогда не бывали легкими, но возможно, что именно сегодня Саске и Сакура станут чуточку ближе друг другу, может быть, смогут лучше понять и разобраться в хитросплетении их судеб. Они, наконец, выяснят, кем являются в жизни другого, что связывает их намного прочнее, чем узы договора, заключенного отцом девушки, который после его смерти утратил свою силу.
Но все это есть лишь призрачная вероятность, нереальная надежда, которая, скорее всего, никогда не сбудется, потому что недопустимо мерить всех людей одной рамкой, невозможно считать их одинаковыми. Ну а Учиха Саске - наверное, единственный человек на земле, имеющий такой сложный и тяжелый характер, запутаться в котором не представляет особого труда...
Когда золотистый диск солнца коснулся ветвей высоких деревьев, и небо вокруг небо окрасилось в светло-розовый, очень нежный и приятный для глаза цвет, в комнату зашла Мисаки, тихо прикрывая за собой двери, на которых плясали последние лучи солнца, словно даря прощальный привет, предупреждая об опасностях и поддерживая в начинания.
- Сакура-сан, вставайте, Сакура-сан! - она легонько потрясла свою госпожу за плечо, чувствуя себя последнее негодяйкой, ведь Харуно так сладко спала, нежась в объятиях Морфея. Но делать было нечего, и потому девочка повторила свой зов, когда обнаружила, что девушка совершенно не желает просыпаться.
- Сакура-сан! - ее хозяйка вздрогнула и резко раскрыла глаза, еще слегка затуманенные после сна.
- Ками-сама! - громко произнесла она, видя, что солнце уже почти село. - Мисаки, ты так поздно меня разбудила?
- Саске-сама приказал вам передать, что время ужина переносится на полчаса. Он будет позднее обычного, поэтому я и позволила себе такую вольность... - тихо прошептала девочка, ожидая последующей брани, которая часто сыпалась на нее в последнее время почти от всех людей.
- Да? Ну, тогда ладно, - Сакура улыбнулась, протерла глаза. - Спасибо тебе.
- Госпожа...

Сакура стояла напротив зеркала, пристально смотря на свое отражение в нем. На этом ужине, обыкновенном, семейном ужине, ей почему-то хотелось выглядеть особенно. Возможно потому, что Харуно желала оправдать себя в глазах Саске, показать, что еще не до конца опустилась и склонилась перед ним.
Этот вечер был особенным для нее, словно он мог многое решить в их жизни, и потому девушка выбрала праздничное кимоно, не слишком броское и яркое, но выделяющиеся своим узором и безупречным сочетанием цветов. Светло-зеленый верх с набивным рисунком из желтоватых лилий, темно-зеленый, почти болотный низ, на котором темными цветами были вышиты стебли и листики цветов, что украшали грудь и плечи Сакуры. Желтый оби, слегка тусклый и невыразительный на общем фоне, однако, прекрасно подходил к ее наряду, словно показывая его великолепие и совершенство.
Девушка покрутилась немного, чтобы лучше рассмотреть себя, но вдруг резко остановилась, помрачнев. Хотя кимоно отлично сидело на ней, оттеняя глаза своим цветом, а оби подчеркивал стать и осанку, Харуно все равно грустнела все больше и больше, потому что ни одежда, ни пояс, ни сложная прическа не могли скрыть того, что она меньше всего хотела бы выставлять напоказ. Огромные черные тени и синяки усталости под глазами, мелкие царапины и порезы, «украшающие» почти весь лоб и щеки Сакуры, прозрачные, словно мертвые, глаза, болезненную впалость щек, искусанные губы и безграничную усталость, которая делала ее лицо похожим на застывшую маску, исполненную не слишком искусным художником.
- Да ты красавица, Харуно, - саркастически улыбнулась девушка, едва заметно приподнимая уголки губ. – Выглядишь просто отлично, - еще едче сказала она, продолжая заниматься критикой самой себя. – Молодец, просто умница. Докатилась до того, что смогла запустить себя так сильно…
Когда Сакура, спустившись по лестнице, вошла в комнату, где обычно проходили ужины в главном доме клана, то еле смогла подавить в себе тяжелый вздох. За столом в полном одиночестве сидел Саске, причем сидел он во главе него, и это значило, что Фугаку сегодня с ними вместе ужинать не будет.
«Еще одна радостная новость. Теперь мое падение начнется чуточку раньше.»
Учиха, не отрываясь, внимательно следил за всеми движениями девушки, словно пытаясь увидеть в ней нечто такое, что нельзя разглядеть с первого раза. Ее губы были бледны, когда она произносила традиционное приветствие; руки едва заметно дрожали в то время, как Сакура подносила ко рту палочки с кусочками риса; голос был сухим и хриплым, и девушка могла лишь односложно отвечать на все вопросы Саске.
А он делал вид, что ничего не замечает, и продолжал издеваться, выводя ее из себя, словно стремился уничтожить то хрупкое равновесие и спокойствие, которое установила с большим трудом Харуно перед тем, как отправилась на этот проклятый ужин.
- Я смотрю, мои слова задели тебя за живое, Сакура? – он хмыкнул, обращая, наконец, внимание на внешний вид девушки.
- Вовсе нет! – гневно сказала она, поднимая голову и встречаясь взглядом с Учихой. – Просто я решила, что Фугаку-сама, - акцент, который сделала она на этом слове, был едва заметен, но Саске смог услышать его, - все же заслуживает моего хорошего отношения к нему. И я не имею права плохо выглядеть в его глазах.
Зрачки Саске расширились, а взявшийся неизвестно откуда гнев, который мужчина не смог вовремя обуздать, грозился вырваться наружу.
- Тогда почему раньше ты не подумала об этом, моя дорогая? – он улыбался так, как улыбается обычно хищник, загнавший свою жертву в ловушку, из которой есть только один выход – сделать шаг вперед, сделать шаг навстречу своему загонщику.
«Он издевается, нагло издевается надо мной, я почти вижу его язвительную ухмылку, но ничего не могу с этим поделать! Я сама виновата – никто не дергал меня за язык и не просил упоминать Фугаку-сама. Но что я еще могла ответить ему? Что, словно комнатная собачонка, лежала на его футоне, верно дожидаясь своего хозяина? Или что мучилась переживаниями, изводила себя понапрасну, плохо спала и почти не ела? Постоянно думала о нем, надеялась на что-то и продолжала упрямо верить в лучшее? Ха! Почему весь ужас моих поступков, вся их глупость и нелепость доходит до меня слишком поздно? Почему я спохватываюсь тогда, когда уже пора прятать голову в песок и уносить подальше ноги – лишь бы не видеть тебя? Почему ты, Учиха, и только ты, постоянно доказываешь мне что-то, учишь чему-то, заставляешь, принуждаешь и неволишь?..»
- Потому что до твоего возвращения Фугаку-сама мало интересовался моим внешним видом! – она фыркнула, словно кошка, которую окатили водой – того и гляди, сейчас встопорщит свою шерстку. – Его, знаешь ли, больше заботило местонахождения его единственного сына. Кто же знал, что тот развлекается в публичном доме, имея шлюх во всевозможные места! – слишком поздно Сакура замолчала, слишком поздно поняла, что выдала себя этими словами, слишком поздно она догадалась, что показала ему, как сильно ее задело отсутствие жениха..
- Детка… - смеющийся шепот Саске долетел до ее пылающих ушей, и Харуно, не сдержавшись, вскрикнула:
- Не смей называть меня деткой! – она стремительно поднялась, мечтая оказаться как можно дальше отсюда, и рванула к двери, но разве когда-нибудь маленькая бабочка ускользала из паутины опытного паука?..
Она буквально врезалась в Учиху, встретившись носом с его грудью, и тут же попыталась отпрянуть, но руки, легшие на плечи, не позволили ей далеко отодвинуться.
- Ну и куда ты собралась? – он усмехался, прекрасно видя, что нашел ее болевую точку, ее уязвимое место, то, на что можно давить.
- Подальше от тебя, - она мотнула головой в сторону, всем своим видом показывая, что не желает видеть лицо Саске. Или же встречаться с взглядом с его глазами…
- О нет, малышка, сегодня я никуда не отпущу тебя, - сказал мужчина вполголоса, шумно вдыхая. – Хм, ты правильно поступила, что помыла свои волосы. Пусть лучше они пахнут горькой полынью, чем грязью и потом.
Если было бы можно убивать одними глазами, то Учиха уже сто раз умер бы от пронзительного, горящего ненавистью взгляда девушки.
- А не пошел бы ты к черту, - устало сказала она, отодвигаясь как можно дальше, потому что исходящее от мужского тела тепло определенно играло с ее самообладанием.
- Кажется, тему Ада мы с тобой уже обсуждали, - он отпустил ее плечи, но вместо этого крепко сжал руку чуть повыше запястья. Саске подвел ее к низкому дивану и почти насильно посадил на него.
Сакуру трясло и лихорадило, словно она только что искупалась в ледяной воде. Хотя чем разговоры с Учихой, в которые она вкладывает настолько сильные эмоции, отличаются от ушата обжигающей своим холодом воды?..
«Я должна собраться. Должна быть сильной. Я выжила, пока длились эти две недели, выживу и сейчас. Я должна спросить, должна узнать, мне нужно знать», - она сцепила пальцы друг с другом настолько сильной хваткой, что ноготки впились в мягкую кожу руки. «Я сильная, я это уже доказала самой себе, пора доказать и ему. Только бы мне не сорваться, иначе можно навсегда распрощаться с уважением… с твоим уважением, Саске.» - и даже в своих мыслях девушка стала называть его по имени. Она просто свыклась, смирилась с мыслью о совместном проживании, и теперь всеми силами пыталась, если не покорить его сердце – что было невозможно по определению – то хотя бы завоевать уважение. Она должна была заставить мужчину уважать себя, ведь по-другому просто невозможно жить с ним. А повторить судьбу всех женщин, которые были у Учихи до нее, Сакура, конечно же, не хотела, да и не смогла бы, потому что у нее было кое-что, чем не могли похвастаться его прежние подстилки. У нее была гордость, понятие о чести и стальной стержень внутри.
- Как это было? – Сакура, крепко вцепившись пальцами в подол своего кимоно, смогла выдавить из себя это подобие вопроса.
Учиха задумчиво посмотрел на свою невесту, словно видел ее в первый раз, и спросил, садясь напротив нее в кресло:
- Зачем тебе это? Теперь уже нет никакой разницы, - медленно, чуть растягивая слова, произнес он.
- Я просто хочу знать. Я хочу знать, как умер мой отец, - ее голос понизился до тихого шепота, - и как ты сумел выбраться оттуда.
- Это было очень легко, - едко выделяя два последних слова, сказал Саске. – Я же был милосердным, девочка. Это оказалось совсем несложно, - он сидел прямо, сложив руки на груди, почти не двигался, его взгляд был устремлен лишь в одно место в этой комнате – он смотрел на Сакуру. Смотрел пристально и немного зло, не отводя взгляда ни на секунду, не давая девушке даже передохнуть и справиться с эмоциями, которые бередил гнев его черных омутов, утягивающих в себя…
- Я… - она запнулась и вновь закусила губу. – Я просто хотела…
- Прекрати мямлить, это отвратительно смотрится со стороны, - он хмыкнул, откидываясь на спинку кресла, но, по-прежнему не отводя взгляд. – Да, Сакура, ты просто хотела. Просто взяла с меня клятву – знала ведь, что у меня нет права отказать тебя.
Харуно сокрушенно молчала, еще крепче сжимая пальцы на гладком шелке, холод которого немного успокаивал ее.
- Прежде чем что-то просить в следующий раз – подумай, хоть немного подумай о последствиях твоих слов, - он бил ее. Бил словами, интонациями, выражениями. Безжалостно наказывал за глупость и беспечность, используя лишь свой голос, и не прибегая к кулакам.
Слова – как палки, сыпались не переставая. Жестокая интонация – словно количество ударов, все возрастала и возрастала, пока, наконец, Сакуре не захотелось зажать уши руками и убежать отсюда прочь. Выражение – точно плеть, безжалостно опускалось на нее, эхом отражаясь в голове.
- Это было то единственное, чему я не мог противоречить. Старая традиция, да, моя дорогая? Ты тоже знала ее и вовремя вспомнила, что жених обязан исполнить одно желание своей невесты до свадьбы, каким бы оно ни было. Разумеется, расторжения брака оно не могло касаться, - он встал, подошел к сидящей девушке и навис над ней, словно утес над пропастью.
Сакура, совладав с собой, подняла голову, чтобы видеть глаза своего нынешнего мучителя.
- Как ты выбрался оттуда? – хрипло спросила она и вздрогнула, испугавшись неестественности своего голоса и блеска его глаз.
- Милосердно, - он опустился на диван рядом с девушкой, но сел так, чтобы иметь возможность видеть ее лицо. – Никто, кроме твоего отца, не умер той ночью. Я сохранил жизнь им всем, - ворот его домашнего кимоно чуть съехал вбок, частично обнажая грудь, и Харуно увидела шрам-змейку, который вился на его теле.
- Это, - она вновь запнулась, почувствовав, что не может говорить в полный голос и ей приходиться шептать. – Это оттуда?
Мужчина чуть наклонил голову и скосил глаза, чтобы увидеть то, о чем говорила его невеста.
- Да, - он кивнул, а Сакура, словно завороженная, протянула руку вперед, желая дотронуться до шрама, ощутить тепло его тела под своими пальцами…
Саске усмехнулся, когда девушка коснулась его голой груди и провела легкую, почти неосязаемую полоску над рубцом.
- Интересно? – саркастически поинтересовался он, продолжая наблюдать за действиями Харуно.
- Прости меня, - она глубоко вздохнула перед этими словами, очевидно набираясь решимости их произнести.
- Что? – его глаза чуть дрогнули, а может это пламя факелов, волнуемое ветром, отразилось в них?..
- Прости меня, пожалуйста… - Сакура подняла голову, а за ней и взгляд – кристально-чистый и почти прозрачный, он был таким естественным в данной ситуации, таким нужным и необходимым. В нем читалось настоящее раскаяние, сожаление и тихая просьба о прощении…
- Зачем? – он хмыкнул, перехватывая руку девушки и поднося ближе к своему лицу, – зачем ты извиняешься, моя глупая Сакура, если можно сделать так?.. – и одновременно со своими словами Учиха резко притянул к себе невесту, заключая в железную хватку и целуя ее губы.
Это был не поцелуй, нет. Это являлось наказанием Харуно, ее расплатой за грехи и проступки.
Саске был дерзок, жесток и вызывающ. Его рот грубо мял мягкие, податливые губы девушки, насилуя их, принуждая и подчиняя. Он запустил свои руки в распущенные волосы Харуно, сжимая их в кулак и притягивая еще ближе – так, чтобы было можно ощущать ее каждой клеткой своего тела…
Сакура чувствовала его язык, его силу и власть, его прикосновения, от которых жгло кожу, и боль разливалась по телу, и ничего не могла с этим поделать. Она могла лишь подчиняться ему, принимая правила этой игры, могла помогать, потому что вырваться из его сильных рук было абсолютно невозможно. Девушка чуть подалась вперед, осмеливаясь пойти ему навстречу, и ладошкой коснулась щеки, а другой рукой крепко обняла за шею.
Саске целовал ее страстно и горячо, словно она была воздухом, без которого невозможно ни одно существование. Он сжимал ее волосы, причиняя тем самым боль, которой с тихими стонами упивалась Сакура, он гладил ее спину и плечи, оставляя на них красные пятна, которые вскоре превратятся в синяки, он обнимал – сильно и крепко – казалось, еще немного и он просто сломает свою невесту, жмурящуюся от страшной боли и ужасающей сладости, что блаженной негой пробудилась в ее теле.
- Саске… - смогла прошептать Харуно, когда мужчина на секунду оторвался от желанных губ, чтобы сделать короткий вдох. – Саске, отпусти меня… - она сама не верила в свои слова – разум упрямо кричал, что нужно вырваться, что нельзя подчиняться ему, а сердце твердило, удостоверяя свои слова гулким, учащенным стуком о грудную клетку, что не надо останавливаться, что сейчас нельзя думать, мыслить, считать, только чувствовать и ощущать долгожданные прикосновения, причиняющие страшную муку и дарующие величайшее наслаждение...

Учиха рассеянно смотрел девушку, которая, положив руки под щеки вместо подушки, сладко спала на низком диване. Сам же мужчина стоял на веранде, спиной к саду, и рассматривал свою будущую жену, на которую падали лучи единственного источника света – луны. Сакура спала нервно – они много двигалась, натягивала плащ чуть ли не до самого носа, словно стремясь укрыться отчего-то или спастись. Девушка что-то тихо шептала сквозь дрему, отчаянно убеждала кого-то, произносила чьи-то имена…
Мужчина фыркнул и закурил, громко чиркая спичкой.
- Это был ужасно необдуманный поступок, - он усмехнулся, вспоминая свои действия сегодняшней ночью. – Но стоит признать, что я научил Сакуру великолепно целоваться, - уголки его губ поднялись верх, превращаясь в самодовольную улыбку.
«Эмоции, эмоции, эмоции… Они захватили меня, я не смог противиться им в тот момент – ведь она была такой естественной, мягкой и теплой, что просто не было сил удержаться от поцелуев. И к тому же, Сакура должна была получить свое наказание за необдуманные слова. Но все же, я, действительно, не зря оставил тебя тут одну, не зря развлекался в публичном доме полторы недели – ты многому научилась, стала сильнее, даже предприняла попытку противиться мне, которая с самого начала была обречена на провал.
Значит, я был прав, когда не стал ломать тебя. Надеюсь, что теперь мне уже никогда не будет скучно с тобой, моя маленькая девочка... И ты не заставишь меня жалеть о содеянном. По крайней мере, сегодняшний случай еще больше убеждает меня в этом. Я еще никогда в своей жизни так остро не хотел ни одну женщину, не чувствовал так сильно. Никогда. Ты понимаешь, что это значит, Сакура?..»
Он стряхнул пепел вниз, немного нервно взмахнув рукой, и стал наблюдать, как серовато-белые точки летят к земле, невесомо паря над дощатым полом веранды. Легкий ветерок играл с ними, заставляя складываться в причудливые узоры и фигуры, а иногда и вовсе уносил их прочь, подальше от этого места.
- Ну и как это понимать? – смеющийся голос Фугаку раздался над самым ухом, и Саске вздрогнул – так неожиданно прозвучали слова отца в этой тишине, которая завораживала и пленяла. – Ты даже не услышал мое приближение, Саске… - он тихо усмехнулся, опираясь на перила и направляя свой взгляд на спящую девушку.
- Никак, - коротко сказал младший Учиха, чуть поворачивая голову к мужчине. – И что ты подразумеваешь под словом «это», отец? – он, стряхнув пепел в последний раз, выкинул сигарету в сад, и она, сделав небольшую дугу, красной искрой погасла в темноте.
- А то ты не знаешь, - глава клана уже в который раз усмехнулся, и в этой усмешке Саске ясно услышал слегка притупленные искорки смеха.
- Это? – он кивнул головой в сторону своей невесты. – Это я пытаюсь приручить дикую кошку, которая постоянно шипит и выбрасывает коготки.
Фугаку ничего не ответил на слова своего сына, лишь кивнул головой, показывая, что услышал их.
Тишина вновь пришла в главный дом поместья, расстилая свои крепкие объятия над ним…
Было тихо, было очень тихо, так, словно в предрассветной тишине вновь грянет гром, несущий за собой смерть, кровь и битвы.
Здесь было слишком тихо... Точно все умерли.
А в воздухе пахло горечью и полынью, принесенной ветром с дальних полей – точно ее волосы невесомо касались лица.

Сакура резко распахнула глаза – сон в одно мгновение улетучился из них. Она села на диване, чувствуя страшнейший озноб, и обняла себя за плечи. Девушка мотнула головой, сбрасывая со лба прилипшие пряди, и с удивлением обнаружила, что ее прошиб холодный пот. Совсем как тогда…
Харуно, переводя дыхание после долгих, терзающих поцелуев с Саске, которые, как ей казалось, длились бесконечно, смотрела в глаза своего жениха. Они были почти стеклянными, отражая в себе лицо маленькой девчонки с жутко перепуганным взглядом.
Учиха задумчиво перебирал руками прядь ее волос, словно решая, продолжать ли ему прерванное занятье, или же на этом стоит остановиться – его плоть слишком ясно и четко давала понять, что если он не прекратит, то в следующий раз уже не сможет удержать себя и возьмет девушку прямо там, где они сейчас сидят. Но это было совершенно недопустимо, хотя Саске и не мог точно сказать, почему он так полагал...
- Я все равно хочу знать, как умер мой отец, - прошептала она в пустоту, едва слышно вздыхая.
- Тебе было мало? – мужчина усмехнулся, вновь приближая лицо девушки к себе. – Хочешь большего? – его глаза смеялись при этих словах.
- Саске... – она выдохнула, стараясь изжить из себя горький вкус его кожи, и попыталась отодвинуться как можно дальше от своего жениха – но рука Учихи не позволила ей это сделать. – Мне нужно это знать.
- А что я получу взамен? – Учиха хитро сощурил глаза, поднимаясь и оставляя Сакуру в одиночестве сидеть на низкой софе.
- Черт, - выругалась девушка, понимая, что ей ничего не остается, как... – Но чтобы там ни было, я не собираюсь продавать себя за информацию! – она гневно вскочила, сдерживая слезы обиды, которые так и рвались наружу – слишком много навалилось на нее в последнее время, слишком внезапно она начала осознавать это.
- Это похвально, малышка. Весьма похвально, - он хмыкнул, но все же остался доволен словами невесты – она не стала опускаться до того, чтобы своим телом, пусть только на словах, выкупать нужные ей сведения. - Он умер как собака, - безжалостно начал Учиха, абсолютно не заботясь о чувствах девушки.
Она хотела правду? Так яро добивалась ее от него? Так пусть теперь получает эту самую правду! Может, теперь запомнит, что в этом мире слишком много черного цвета...– Он умер, валяясь у меня в ногах, скуля и моля о прощении, словно опустившееся животное, прогнившее насквозь яблоко, - презрительно скривил губы мужчина, в то время как Сакура, казалось, забыла, что нужно дышать. Хоть иногда нужно дышать, пересиливая себя, пробираясь сквозь боль, образованную огромной дырой в сердце, которую так умело сотворил жених, заставляя ее ныть и выжигать бесконечные клейма в душе...
Харуно, кое-как придя в себя, откинулась на низкую спинку, закрывая глаза.
Было больно. Было слишком больно – словно кто-то со всей силы вогнал в сердце осиновый кол и теперь крутил его там, вороша все на своем пути. Оно едва билось, не в такт пропуская удары и останавливаясь на краткие миги, когда казалось, что еще чуть-чуть, и долгожданное забвение, наконец, накроет ее, опустившись на глаза спасительной тьмой. Но ведь ничего не бывает просто так, никто не обещал ей легкой жизни, а потому покой все никак не приходил к ней...

Харуно нервно вздохнула, вытаскивая себя из пучины воспоминаний, и попыталась сделать глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. Не получилось. Воздух был тяжелым и затхлым, словно в темном коконе, откуда она не выбиралась вот уже много лет.
- Что за черт? – негромко ругнулась девушка, вытирая со лба неизвестно откуда взявшуюся испарину. Здесь было жарко. Здесь было слишком жарко, и тихо. Словно у погребального костра…
А еще, ни в комнате, ни на улице не было слышно ни единого звука. Ни единого.
- Саске-сама! Сзади!! – страшный по своему возгласу крик, словно удар хлыста, рассек эту тишину, превращая легкую нервозность девушки в самое настоящее сумасшествие. Уже через секунду пространство вокруг нее заполнилось криками, воплями и стонами. Но Сакура не слышала ничего, кроме возгласа слуги, что по-прежнему стоял у нее в ушах.
Она, словно ошпаренная, выскочила на улицу, застыв в дверях подобно каменному изваянию, на лице которого была запечатлена масса различных чувств: опасение, злость, недоумение, гнев, боязнь и – самое главное – страх за жизнь своего жениха.
Ветер, услужливо оказавшись рядом, подхватил ее распущенные розовые волосы, зовя вслед за собой. Ее локоны взметнулись, поднимаясь вверх, и стали похожими на легкую газовую фату, что мягко струится на голове Сакуры.
Тут же какой-то солдат, очевидно увидев невесту Учихи, почти не глядя, метнул в нее маленький ножик, метя точно в сердце. Харуно ойкнула и моментально присела, еще не видя, но, уже ощущая, как кончики ее волос плавно опускаются рядом с ней, отрезанные острейшим лезвием…
- Даже не хочу думать, что было бы со мной, если он все-таки попал бы... – сглотнула девушка и уже собралась вытащить нож из деревянной рамы, но в следующее мгновение она услышала голос своего жениха:
- Отец… – сквозь плотный заслон чужих голосов, кричащих, приказывающих и проклинающих, Сакура смогла скорее почувствовать, нежели реально услышать, тихий шепот мужчины, а через секунду что-то тяжелое упало на землю и стукнулось, словно сердце участило свой гул.
- Саске?.. – она выбежала во двор, ничуть не заботясь о своей жизни и совершенно позабыв о том, что если солдаты нападут, она должна прятаться в доме и бежать как можно дальше от места боя, и вскрикнула. Императорские наемники, прибытия которых она ждала полмесяца и о которых забыла всего за один день присутствия в поместье Саске, окружили главный дом неплотным заслоном, что медленно редел, ибо ярость наследника была велика. Его движения были настолько часты и точны, что из-за крови, которая лилась вокруг Учихи рекой, Сакура совсем не замечала, как по мокрой земле покатилась очередная отрубленная голова, или же рука упала рядом с его ногами…
Слуги, бежавшие прочь, громко вопили, и лишь черноволосая головка, едва видневшаяся сквозь пыль и грязь, сильно тряслась, будто маленькая Мисаки пыталась привести кого-то в чувства, вдохнуть в тело жизнь, которая почти пропала из него.
Катана, прочертив огромную дугу, коснулась щеки Учихи младшего, оставляя на ней глубокий след. Саске поморщился и сделал шаг назад – семеро солдат взяли его в плотное кольцо, намереваясь раз и навсегда покончить с проклятым кланом. Покончить прямо здесь и сейчас, убить его последнего представителя, чтобы порченая кровь не лилась больше не в чьих жилах.

Если бы они только знали...
- Ками-сама, прошу – помоги мне! – прошептала Сакура губами, что вмиг одеревенели, и, вернувшись в комнату буквально на секунду – только взять веера, которые Саске приказал ей всегда носить с собой – выбежала на улицу, начиная медленно продираться к Учихе, который уже заметил ее яркие волосы в предрассветном сумраке, но предпочел надеяться, что это не более чем видение, и что девчонка не собирается биться спиной к его спине…
- Остановись, Сакура, - он выдохнул, когда получил секундную паузу – солдаты, видя, как умирают их товарищи по оружию, буквально снесенные Саске с его пути, вовсе не горели желанием повторить их трагическую судьбу. – Остановись сейчас же! – Учиха почти терял терпение, пытаясь подойти к девушке как можно ближе, чтобы защитить ее, чтобы закрыть своей спиной…

- Саске, - ее голос раздался с дивана, внезапно окликнув уходящего жениха.
- Да? – мужчина чуть повернул голову с ее сторону, чтобы лучше слышать.
- Саске… Помнишь, я говорила тебе про кровь? – она неловко замялась, сжимая плащ в большие складки.
Учиха кивнул в знак подтверждения и неожиданно напрягся. Смутная догадка посетила его голову, заставляя полностью развернуться и подойти к своей невесте.
- Так вот… - девушка покраснела. – Ее больше нет. У меня нет крови, понимаешь?..
- Сакура? – совсем тихо произнес он, боясь говорить в полный голос.
Ветер на улице качнул молоденькие вишни, которые вот-вот готовились зацвести, увлекая их в свою игру, зовя потанцевать с собой. Веточки согласно зашуршали зеленой листвой, принимая его приглашение… В сером тумане блеснул первый луч солнца. Казалось, все будет хорошо…

- Черт! – девушка зажмурилась от ужаса, понимая, что не сможет укрыться от идеально запущенной в нее иглы, с концов которой капал смертоносный яд. Ее нога неожиданно увязла в грязи, и Сакура споткнулась, падая на одно колено. Она всего-навсего споткнулась, но из-за этого теперь ее жизнь висит на волоске.
Черная тень возникла где-то с боку, а уже через секунду Саске оказался перед ней, отражая сен-бон и одновременно с этим перерезая глотку стражнику, который осмелился запустить его.
- Что ты делаешь? – на его руках, лице, одежде и катане были капельки алой крови, такой алой, словно багровый закат на заре, что предвещает скорую кончину. Но Харуно казалось, что сейчас эта кровь является самой красивой вещью, которую она когда-либо видела.
Кровь – гибель врагов.
Кровь – доказательство мужества.
Кровь ее убийцы на его руках – знак признания.
Кровь – запах смерти…

- Зачем? - охрипшим от пережитого волнения голосом робко спросила Харуно, видя безграничную, необузданную и неконтролируемую ярость в его глазах, причиной которой являлась она, а точнее ее глупое поведение.
- Никто не смеет обижать мою женщину, Сакура. Никто не смеет поднимать на нее руку и желать её смерти... – его слова утонули в сигнале командира солдат о повторной атаке. Мужчина скупо хмыкнул и приказал, будучи полностью уверенным в том, что на сей раз его невеста подчиниться. – Иди в дом. Я скоро приду…
- Саске…

- Отец?
- Иди, Саске, иди. Мы еще встретимся, но несколько позже.
- Ты встретишь меня, отец?
- Я буду ждать тебя, сын…

- Иди, я тебе сказал! – он почти выкрикнул в лицо девушки эти слова, толкая ее вперед и попутно закрывая своим телом.
- Нет! – а вот Сакура уже кричала, словно разговор на повышенных тонах мог что-то доказать Саске, заставить того изменить свое решение. – Я не собираюсь бежать отсюда. Я воин, я умею и могу драться, - она повернулась лицом к своему жениху, совсем позабыв в отчаянии о солдатах и воинах, которые в отличие от нее никогда и ничего не забывали.
- Ты дура, - разъяренный шепот, больше похожий на свит, который исходит из узкой щели, обжег ее слух, а грубые руки, мертвой хваткой держащие запястья, опалили кожу. – Маленькая глупая девчонка, а не воин, - Учиха уже еле сдерживал себя от крика или удара, его глаза налились кровью, а скулы напряглись так, что малейшее движение головы было видно на них. – Убирайся сейчас же, - он вдруг быстро присел, утаскивая Сакуру за собой, а потом резко вскочил, попутно отражая катаной удар так некстати подоспевшего солдата.
Харуно, сидя на мокрой земле, во все глаза смотрела на их краткую битву, и не смогла отвести взгляда даже тогда, когда по грязи покатилась отрубленная голова молодого мальчишки с ярко-голубыми глазами.
Кровь, медленно и чарующе, стекала с катаны, крупными каплями падая рядом с телом, из которого один молниеносный удар меча вытянул всю жизнь.
- Если ты сейчас же отсюда не уберешься, то, клянусь, я выпорю тебе своей рукой, словно провинившуюся служанку! – терпение Саске было на исходе, а нервы, натянутые, словно струны, и вот-вот грозившие порваться, огласив округу жалобным треском, вовсе не добавляли ему доброты.
- Ты забываешься, - теперь уже в его сторону шипела девушка, точно разъяренная змея, которую застали врасплох во время ее отдыха. – Ты сам учил меня драться, ты хотел, чтобы я была сильной, чтобы могла защитить себя… чтобы… - ее слова вдруг прекратились, прерываемые потоком глухих рыданий, в которых звонко и печально сквозило немое отчаяние. Отчаяние, которое нельзя высказать никакими словами, отчаяние, которое захлестывает тебя с головой, и нет сил бороться этим, но и не бороться тоже нельзя…
- Я не хочу опозорить тебя, Саске… не хочу быть тебе помехой. Я хочу сражаться вместе с тобой, хочу быть рядом, - Сакура, всхлипывая и неловко размазывая колючие слезы по щекам, схватила руку жениха – верхнего кимоно на нем не было – и потянула ее на себе, слово желая приблизить его и тем самым доказать правдивость своих слов. – Я хочу умереть рядом с тобой...
Глаза Учихи дрогнули, в них что-то вспыхнуло на миг, но сразу же исчезло, убитое на корню темнотой его души.
- Не городи чушь, девочка, - мужчина попытался чуть смягчить голос, когда обращался к своей невесте, но в нем по-прежнему звучала сталь, и мороз расходился по коже от его звуков. – Иди в комнату моего отца, - Харуно почувствовала, как изменился тон жениха на последних словах. Пусть едва уловимо, но девушка смогла ощутить это. – Там есть оружие… - решив, что и так сказал слишком много ненужных слов – гораздо проще было ударом по голове лишить девушку сознания и самому принести ее в дом – он молча поднял Сакуру на руки и сделал несколько шагов вперед, направляясь к поместью. Его невеста отчаянно сопротивлялась и брыкалась, пытаясь вырваться, но делала это все в полной тишине, сообразив, что озарять окрестность своими громкими воплями сейчас будет не слишком уместно.
Учиха дотащил Харуно до крыльца и обернулся на секунду, чтобы увидеть, как сзади его солдаты сражаются против наемников, готовые поплатиться собственными жизнями, но защитить своего господина.
- Я должен быть там, - глава клана сурово сдвинул брови и пристально посмотрел на свою будущую жену. – Оставайся здесь, Сакура. Если кто-нибудь причинит тебе боль, то я не знаю, что сделаю с ним потом, - он развернулся, не желая больше видеть ее грустные глаза и слышать надрывные просьбы, и быстрым шагом пошел прочь, оставляя девушку позади себя медленно спускаться по стене на пол.
- Тогда я вообще не могу понять, Саске, какого черта ты до сих пор жив…
Он не остановился, никак не показал, что слышал ее слова, лишь усмехнулся и привычным жестом обнажил верную боевую подругу – катану.
«Это был достаточно тонкий намек, чтобы я не посчитал это за оскорбление, но в тоже время довольно прозрачный, чтобы я смог уловить их смысл. Значит, я причиняю тебе боль? Что ж, это вполне заслуженное обвинение. Только эта не та боль, о которой можно сожалеть. Да и сожалеешь ли ты, Сакура?»
Учиха сделал несколько глубоких вдохов, а потом быстро зашагал вперед, без страха и опаски идя навстречу своей судьбе. Позади его спины вставало солнце, ослепляющее своей красотой и светом, а впереди расстилало свои объятья огромное море, окрашенное в ярко-алый цвет, готовясь принять в себя еще немного жертвенной жидкости.
- Судьба, - тихо выдохнул он, поднимая голову, чтобы в последний раз взглянуть на небо. В бою ему некогда будет любоваться его голубизной, а потом это будет являться страшным грехом. Ведь по преданиям на небо уходили души погибших людей, и если слишком долго и часто смотреть им в след, то предки разгневаются, посчитав, что потомок не может смириться с предназначением и пытается перечить Богам, всячески призывая умершего родственника вернуться на землю.
- За тебя, отец, - он повел плечами, разгоняя горячую кровь, которая никак не могла согреть его холодное тело, по жилам и ринулся вперед.
Подул ветер, заставляя трепетать молодые растения и волноваться гладь воды, на которой в туже секунду возникли маленькие волны, и солнце скрылось за внезапно набежавшими тучами.
Темнота вокруг, темнота в сгоревшей душе, темнота в замерзшем сердце.
Смогут ли слабые лучи солнышка, которое и само до сих пор не знает всей своей силы и не ведает власти, принести свет в окружающую его ночь? Смогут ли разрезать черный цвет, в их ли силах бороться против того, что сам человек взращивал в себе долгие годы, а после и вовсе потерялся в собственных потемках, забредя в очередной тупик, но продолжая упорно думать, что это правильный путь и выбраться отовсюду можно и самому.
Одному. Не возлагая надежд на помощь посторонних людей.

Она не любила, когда он уходил в ночь. Она вообще не любила ночи, считая, что в них есть нечто порочное, тайное и скрытое. Черный цвет, разбавленный бледновато-желтым кругом луны, мрачные тени, прыгающие по стенам домов, шелестящий голос, утопающий во всеобщей тишине... Что в этом может быть хорошего? Ничего, но он всегда уходил из дома ночью, предпочитая проделать половину пути в самое темное время суток, дабы остаться незамеченным. Хотя и слышал ее уговоры и мольбы, но еще ни разу не прислушался, правильно считая их не более чем надуманными женскими страхами, которые, тем более, обострились из-за ее беременности. Но сегодня сказать, что она зря волнуется, что в этом деле нет ничего опасного, что он обязательно вернется и вернется живым – означало бы солгать ей. А лгать он сильно не любил.
- Глупости, - мысли-мыслями, а слова своей жены во время этой своеобразной беседы с самим собой мужчина смог прекрасно услышать.
- Врешь, - горько улыбнулась она, протягивая мужу пояс и катану, что мирно покоились сейчас на вытянутых руках молодой девушки.
- Не говори того, чего не заешь, - он повернулся лицом к ней, попутно завязывая свои длинные волосы в низкий хвост на затылке. – Я много раз уходил в ночь. Как видишь, все еще жив. Так что прекрати ненужную панику, Тен-Тен. Тебе не пять лет, чтобы ты, словно маленькая девочка, накручивала себя и забивала голову всякой чушью. Найди себе занятие получше, - мужчина грубил, намеренно разговаривал с женой в таком тоне, чтобы таким напускным раздражением и недовольством показать ей, что все хорошо, что все нормально.
- Неджи, - девушка укоризненно взглянула на мужа, прекрасно разгадывая его тайные замыслы. В конце концов, она уже и правда перестала быть маленькой девочкой, которую могла обидеть деланная обида, пусть и причиненная любимым человеком. – Я далеко не дура, и прекрасно могу сопоставить некоторые события.
- Приму к сведению твою проницательность, - Хьюга усмехнулся, натягивая на себя короткую безрукавку, поверх которой он вскоре наденет кимоно, отлично подходящее для сражений. – В следующий раз возьму в жены непроходимую идиотку, - мужчина хмыкнул еще раз, наслаждаясь растерянным видом Тен-Тен, а потом резко сократил расстояние, разделяющее их, и грубо схватил девушку за подбородок, заставляя ту посмотреть прямо на его лицо, которое сейчас было подчеркнуто строго и сурово. - Отныне я запрещаю тебя вмешиваться в дела клана, а так же прикасаться к каким бы то ни было документам. Это вовсе не женское занятие.
- Это несправедливо! – возмутилась она, сверля своим гневным взглядом Хьюгу.
- Разве я говорил о чести или справедливости? – притворно изумился мужчина, но почти сразу же вернул своему лицу твердое выражение. – Заодно и поубавлю твое рвение читать те документы, о которых тебе и знать-то не следовало.
Карие, с медово-золотистыми переливами, глаза его жены с невероятной обидой взглянули на мужа, без слов укоряя его в таких неприятных словах.

- Не смотри на меня так, - фыркнул Неджи, опуская жесткую ладонь на макушку Тен-Тен и притягивая ее ближе. – Я не хочу, чтобы ты забивала себе голову всякой дрянью. Это лишнее волнение, которое сейчас совершенно не нужно тебе, - его взгляд остановился в районе ее живота, а потом быстро вернулся к глазам девушки, на сей раз, с некоторым намеком заглядывая в них. – В политике нет ничего интересного, уж поверь мне, дорогая, - Хьюга то ли грустно, то ли задумчиво вздохнул, а потом обнял жену, точно прощаясь перед долгой разлукой. Он ласково поцеловал ее в висок – будто извинялся за неосторожные, но необходимые и правдивые слова. – Не скучай здесь без меня. Читай лучше книги, - мужчина позволил себе слегка улыбнуться, договорив заранее приготовленную фразу. – Это намного интересней и полезней, чем изучение моих документов украдкой, да и еще в почти полной темноте, - Неджи вновь усмехнулся, показывая, что прекрасно осведомлен о ночных вылазках своей жены, и только из-за своих личных соображений проявлял снисхождение, оставляя безнаказанным ее поведение.
Тен-Тен вдохнула, признавая за собой все эти поступки, и как можно глубже зарылась носом в складках его кимоно, а потом губами дотронулась до волевого подбородка и прошлась по скулам, которые были сильно напряжены в этот момент.
- Если бы ты только знал, как я не хочу, чтобы ты уходил... – пробормотала она голосом свыкшегося человека, четко понимающего, что не в его силах изменить судьбу, что на этот раз она точно предрешена.
- Тогда мне остается развестись с тобой, чтобы в дальнейшем ты вышла замуж за кого-нибудь труса, бегущего от опасностей и не высовывающего головы из дверей родного дома, - Неджи отстранил от себя девушку, которая старательно боролась со всхлипами, и вновь окинул ее суровым взглядом. – Нет выхода. Он – мой друг, и он в беде. Значит, и я тоже в беде, - бескомпромиссные слова, они были правильными и верными, но разве становилось женскому сердцу от этого легче? Разве тяжкая ноша ожидания делалась меньше? Разве могла правдивость этих фраз помочь девушке, которая вновь становится на длинный путь волнения и сомнения, не в силах ни помочь, ни изменить, ни просто побыть рядом.
- Без выхода? - обреченным, тихим голосом спросила Тен-Тен, видя, что вариант здесь только один, и ее муж уже предельно ясно обозначил его. Сейчас никому не нужны глупые иллюзии, да и они были бы совершенно ни к чему. Зачем обманывать себя, когда мудрое сердце знает все наперед?.. Это лишняя боль, которая придет в самом конце, когда очарование, подобно виноградным лозам, плотным слоем оплетет твою израненную душу.
- Именно, - без всякой жалости подтвердил Неджи, выходя из комнаты прочь и оставляя свою жену в одиночестве стоять посередине их спальни, погруженную в свою вовсе не радостные мысли.

Позже, спустя минуты, которые в этой ситуации тянулись как часы, Хьюга уже был у самого выхода из поместья, где его давно ждал отряд верных людей, готовых пролить кровь за идеалы, что с самого раннего детства внушались им.
Мужчина не стал оборачиваться – это было бы признаком его слабости, а предводитель по своему определению не может быть таковым. И потому Неджи с выпрямленной спиной и поднятой головой медленно удалялся от своего дома, оставляя там жену с будущим ребенком, сестру и мать – трех женщин в его жизни, за которые стоит бороться и сражаться. За благополучие и счастье которых стоило умереть. За которых стоило отдать свою жизнь.
Он не обернулся и в самом конце, когда всего лишь через несколько шагов его дом скроется из вида, и уже не будет шанса в последний раз, быстро и стремительно, окинуть его взглядом. Хьюга не стал этого делать, ведь он и так прекрасно знал, что увидит там: смутный, расплывчатый силуэт жены, что одиноко стояла у ворот поместья, безгранично грустным взглядом провожая своего мужа. Ветер теребил ее накидку, перебирал пряди волос и уносил в темное небо слова старой молитвы, которую женщины шептали мужчинам в далекой древности, провожая их на войну...
- Я люблю тебя, Неджи. Люблю, и потому буду верить, что ты еще обнимешь меня и поиграешь с нашей малышкой... Знаешь, я почему-то уверена, что у нас будет девочка, девочка с глазами своего отца...
- Я вернусь сюда, - убежденно проговорил Неджи тихо, обращаясь к самому себе. – Я вернусь сюда, - повторил он и, немного подумав, добавил. – Мертвым ли, живым, но я вернусь.
Потому что хочу еще раз почувствовать запах твоих волос – терпкий и притягательный, а еще ощутить, как их пряди, подобно воде, скользят по моим ладоням...

С оглушительным треском рвался шелк дорогого кимоно под ее пальцами, но девушка даже не обращала на это внимание. Она стояла в дверях, разрываемая своими сомнениями на две равных части, и восходящее солнце освещало ее фигуру.
Одна ее часть – гордая, независимая, дерзкая – требовала немедленно возвращаться на место битвы, сражаться на равных со своим женихом, биться рядом с ним, в очередной раз доказывая, что она – сильная, что она может, и не стоит считать ее несмышленым ребенком, который способен порезаться и о тупой ножик. Сакура то и дело вскакивала, уже почти спускалась по низким порожкам вниз, но вновь останавливалась, без сил опускаясь на деревянные ступеньки, возвращаясь к своим тягостным раздумьям.
Другая же – новая, неизвестная, и оттого пугающе-чужая ей сторона – почему-то стребовала оставаться на месте, повинуясь вполне логичному приказу Саске. Ведь теперь она рискует не только своей жизнью и здоровьем, теперь у нее есть о чем заботиться...
- Ну, уж нет! – с некоторой злостью на саму себя пробормотала Харуно, резко сжимая кулаки. – Я не собираюсь оставаться в стороне, когда там, может быть, кто-то умирает за меня... за меня и моего мужа, - последнее слово совсем легко слетело с ее губ, она и сама не заметила этого – ведь сегодня после долгой и дождливой зимы, наконец, зацвела сакура, знаменуя, что теперь весна окончательно пришла в Японию, принося с собой новые силы и стремления. Скоро, совсем скоро распустятся все ее цветки, превратив землю под ногами в мягкий ковер нежно-розового цвета и наполнив окружающий воздух своим незабываемым ароматом... Наступил день ее цветения, а значит, девушка достигла семнадцати лет и, согласно заключенному Хироши договору, сегодня должна была стать его женой.
Но ее голова сейчас была забита совсем другими проблемами, и думать о таких вещах казалось едва ли не кощунственным. И хотя разум упорно отказывался понимать и принимать произошедшие изменения, ее душа, однако, все помнила и знала, выражая в речах Сакуры ее истинное отношение ко всему этому.
Иногда гораздо полезнее довериться своему сердцу и поступать так, как велят чувства. Пусть тобой управляют эмоции и порывы, а не здравый смысл пополам с рассудком, которые только и умеют, что ставить бесконечные рамки и ограничения...
Она поднялась и вышла из дома, стараясь двигаться как можно быстрее – секунда промедления, и уж тогда девушка точно струсит, вернувшись в свое укрытие. Ей было дико страшно, такого ужаса Сакура не испытывала еще ни разу в своей жизни, а повидать она успела достаточно.
Но ее пугала не смерть, боли она не страшилась. Его глаза, жестокие и грубые; его слова, колющие и уничтожающие; его отношение, холодное и презрительное.
Что сделает Саске, когда узнает, что невеста посмела нарушить его приказ, ослушаться и воспротивиться его воли? Как он поступит, увидев ее фигурку бок о бок с собой, отчаянно и немного нелепо сражающуюся против его врагов? Хотя, теперь уже не только его...
Против их общих врагов.
Она бежала, бежала быстро и стремительно, пытаясь по звукам определить, где сражался Учиха. Воздух буквально звенел – сталь билась против стали; он стонал и был переполнен – с воплями ужаса падали замертво солдаты, и кровь, шипя и обагряя все вокруг, лилась из ран; казалось, что скрыться от этого ужаса невозможно – стоны умирающих воинов страшным эхом звучали в ушам, не исчезая ни на секунду, тогда казалось, что они уже больше никогда не исчезнут и не отпустят.
Девушка пыталась кричать, она звала его по имени, но слишком тихо, да и то, скорее про себя, нежели вслух – этого он ей точно не простил бы. Из горла вырывалось лишь сухое шипение, волосы метались, вступая в неравную схватку с ветром где-то позади нее, глаза, точно обезумевшие, смотрели прямо перед собой, а зрачок расширился от невиданного страха и почти не двигался.
Вокруг нее мелькали дома и пристройки, зеленой чехардой проплыли деревья, пронеслись маленькие и аккуратные беседки и чайный домик, но никак не хотело появляться его лицо. Битва упорно продолжала ускользать от Сакуры, играя с ней и насмехаясь над ее горем. Харуно едва могла видеть что-то, встречный ветер бил ее в лицо, словно пытался остановить и задержать девчонку, уберечь от грядущих бед... Упругие ветки молодых деревьев и старые сучья нещадно лезли ей в лицо, стегали и били по щекам, оставляли глубокие царапины на широком лбу. Доведенная до высшей степени тревоги, она побежала через парк, чтобы сократить время, но и деревья, прежде казавшиеся близкими и родными, сейчас были настроены против нее, всеми силами стараясь преградить ей путь, не дать пройти дальше.
Солнце, начинавшее было выглядывать из-за туч, сейчас же вновь скрылось за ними, будто бы оно не хотело видеть разворачивающуюся битву, не желало быть свидетелем кровопролитию, которое только начиналось в эти минуты. День только начался, а некоторые люди уже никогда не смогут увидеть солнце, обнять своих родных, посидеть с друзьями и беспечно посмеяться, неспешно попивая теплое саке.
Остановись, дитя, тебе не стоит туда ходить...
Проклиная про себя это поместье, его многочисленные дома и прочие здания, Сакура продолжала свой бег. Сил почти не было, оставалась лишь бездумная и совершенно наивная надежда. Рукой она вытерла пот – то ли от усталости, то ли от страха – тут же стряхнула его на землю и поморщилась, ощутив, что горло пересохло, и ему не помешал бы стакан воды.
«Чушь», - фыркнула она, замедляясь, однако, чтобы хоть как-то восстановить сбившееся дыхание. Она не понимала, почему делает это, но чувствовала, что поступает правильно. Харуно перешла на быстрый шаг и чуть не подпрыгнула от радости, когда услышала шум впереди себя. Когда ощутила близость смерти, неповторимый запах свежей крови, когда поняла, что нашла их.
- Наконец-то, - облегченно выдохнула Сакура и острейшим лезвием веера с двух боков распорола свое безумно дорогое кимоно – на ее губах почему-то блуждала легкая полуулыбка – почти до середины бедра. Зеленый шелк, в темноте казавшийся почти черным, тут же был подхвачен ветром, и девушка смогла нормально двигаться, а не семенить, словно маленькая гусеница, прижимая к богам специально собранное кимоно да еще два смертоносных веера, которые разрезали травинки на весу.